"Татьяна Алферова. Память по женской линии" - читать интересную книгу автора

на стержень не нанизывается. И страшные эпизоды ("тяжело было, как голод
случился, в сорок третьем ездили за картошкой на крыше поезда; стреляли,
конечно, приходилось прятаться за составом"), и забавные (" Ленечке
рубашечку шила, хотела сюрприз, чтоб Надежда не заметила, все лоскуты с полу
собрала, а под стол не заглянула, один и остался") представляла в одном
масштабе: масштабе семьи. Нянчилась с внуками, дождалась семерых правнуков.
В обращении с маленькими проявляла необыкновенную изобретательность. Один из
внуков, Саша, отличался капризами. Как-то раз при бабушке устроил
великолепную "выревку", родители обреченно пытались успокоить дитятко, пока
бабушка не спросила:

- Санька, батюшка! Что же ты все ревешь? Слезы-то ведь могут кончиться,
что делать будем? Покупать придется слезы-то!

Внук перепугался не на шутку, молчал два часа кряду, но пореветь
хочется, надо бабушку просить:

- Бабушка, пойдем в магазин слез покупать!

Бабушка безропотно сходила, вернулась.

- Ну что, купила слез-то?

- Купила, батюшка. - Полезла в сумку, нашарила бутылку постного масла,
помазала внуку брови. Средство оказалось чудодейственным, внук почти
перестал капризничать.

Пытаюсь что-то вспомнить про бабушку, мучаюсь - не складывается сюжет.
С чего начать? Со сватовства деда и Ивана Петровича? Но вместо этого
вспоминается чихающий ход зингеровской швейной машинки, бабушка строчит за
круглым столом обнову кому-нибудь из внуков. Дед в белом начищенном кителе
перед зеркальным ждановским шифоньером массирует лысую голову волосяной
щеткой, тщательно приглаживает усы маленькой расческой, хмурится,
вглядываясь в отражение, кричит: "Мария!", и та неторопливо оставляет шитье,
идет за ножницами, начинает осторожно выравнивать и так безупречную линию
дедовых усов.

Определение "кроткая" подходит бабушке меньше всего. Властная - да,
решительная, но замечалось далеко не сразу. Ей удавалось ни с кем не
ссориться, ее любили мачеха и свекровь, соседки бегали за советом. Даже с
дедом, человеком непростого характера, ухитрялась жить мирно. По молодости
дед, было, затеял затяжной конфликт: целый месяц, как приедет из города, не
заходя домой - на сенокос допоздна. Причина по деревенским меркам серьезная
и требовала разбирательства: речь о продуктах. Дед переслал со снохой в
деревню пару бутылок масла, а та отлила себе - раз две бутылки посылает,
значит, от избытка; не грех и позаимствовать. Приезжает дед, садится за стол
некрашеный, как положено, подают ему каши пшенной из печи. Каша
протомившаяся, рассыпчатая, но вот, масла маловато.

- Побольше можно бы маслица полить, - замечает дед, а мать тут же