"Анатолий Алексин. Шаги (Короткая повесть)" - читать интересную книгу автора

Телевизора в новом, индивидуальном, мамином жилище не было. О чем мама
не сожалела... С телевидением у нее создались сложные отношения.
Помню, когда эстрадных актеров в очередной раз величали с экрана
выдающимися, великими, а то и гениальными, мама с грустью вопрошала: "А
какие эпитеты мы на этом фоне подберем для Михаила Юрьевича Лермонтова или
для Федора Ивановича Шаляпина?"
- А встречал ли ты в реальности, кроме как в сериалах, ситуации, при
которых "мать" то и дело оказывалась бы вовсе не матерью, а "отец" - не
отцом? Речь не о тайных, но святых усыновлениях и удочерениях, а о
выдуманных вывертах людских отношений. И о мстительных сведениях "личных
счетов". Мне лично с подобной фантасмагорией сталкиваться не довелось. А вот
в латиноамериканских сериалах они меня до того одолели, что иногда во сне
убеждаю себя в том, что ты, действительно, мой сын, а я, в самом деле, твоя
мама.
Но когда телеэкран преподносил встречи с высоким искусством, мама
блаженствовала. И я в новых телеобстоятельствах неукоснительно спускался по
семнадцати ступеням вниз, чтобы предупредить ее о предстоящих наверху и для
нас и для нее удовольствиях.
- С нетерпением жду твоих шагов... - признавалась мама, не обязательно
связывая это с предстоящими телепередачами.
Я стал изобретать поводы, чтобы те мои шаги звучали почаще. Не
раздражая при этом Лиану...
... Но, увы, вскоре случилось так, что шаги в изобретательстве уже не
нуждались. Глаукома и катаракта настигли оба маминых глаза. Человека нередко
настигает именно то, чего он больше всего опасается...
- Более всего боялась потерять зрение. Как же тогда литература? И
тетрадки? И весь окружающий мир? И моя собственная грядущая книга? Наука
протянула невидящим руку помощи. И все же...
Я устремил медицину на выручку маминому зрению.
Но общение с мелким и бледным шрифтом ей было противопоказано.
Спускался я по семнадцати ступеням и чтобы рассказать маме о чем пишут
газеты. Приносил специально увеличенные мною "вырезки", перечитывал вслух
избранные страницы самых любимых ею литературных творений, с которыми она и
меня некогда сблизила, декламировал вслух особо чтимых ею поэтов.
- Если б ты ведал, как дороги мне твои шаги...
- Может, ты вообще переселишься туда, в "полуподвал"? - в конце концов
не выдержала Лиана.

На едкие ее вопросы я научился не реагировать.
Маме становилось все труднее погружаться в тяжкое количество школьных
тетрадей, изучать и оценивать "домашние сочинения", раскрывавшие перед ней
юные души, но написанные, случалось, неразборчивым почерком. А не
углубляться в те тетради и сочинения, как вникала прежде, она сочла
безответственным. Расставание со школой было трагедией, которую мамин
характер все же предпочел безответственности. И она ушла на пенсию... На
которую отправилась заодно и ее работа над книгой.

Тогда шаги по семнадцати ступеням сделались ежедневными. И так
продолжалось много лет, через которые я тоже позволю себе перешагнуть.