"Анатолий Алексин. Здоровые и больные " - читать интересную книгу автора

компанию удалить.
Начальник управления потребовал "Книгу отзывов", которую завели по
указанию главврача, и написал: "Потрясен равнодушием заведующего отделением
В. Е. Новгородова".
Паша нечасто подавал голос и не встревал с комментариями, но тут
пробубнил:
- Книгу отзывов придется переименовать в книгу жалоб. Семен Павлович
потребовал немедленных объяснений.
- Вы же не разрешаете выделять больных. А свою подшефную Нину
Артемьевну выделяете!
- Болезнь ее выделяет.
- Вы заботитесь об одном человеке, но ставите под угрозу
благополучие... нет, возрождение, а проще сказать, ремонт всей больницы,
который целиком зависит... Вы знаете, от кого!
- А вы переведите его в другое отделение. Не все ли равно, какую
болезнь у него будут подозревать? Лучше всего в неврологическое: не нервных
нервов, как известно, не существует.
- Ого, афоризм! - Он сухо, неритмично зааплодировал.
- Почему афоризм? Его нервная система и правда нуждается в
совершенствовании: жалобу сочинил.
- Знаю, читал.
Время от времени главврач собирал все "Книги отзывов" и изучал их.
"Увлекается книгами!" - заметила в связи с этим Маша.
- Ваш максимализм, Владимир Егорович, подобен анархии. Знаете, как
нарекли у нас всякое своеволие, неподчинение правилам?
- Интересно, как?
- Новгородовщиной.
- Вот и прославился! А с Новгородским вече не сравнивают? Неужели не
сравнивают? Очень странно. Это всем приходило в голову: воспитательнице в
детском саду, учителям в школе, преподавателям в институте... Насчет
родильного дома я не помню.
Семен Павлович снял свои массивные, ультрасовременные очки, чтобы мы
встретились глаза в глаза, без посредников.
- Я не позволю вам постепенно превращать исключения из правил в
правила. Иду на третью уступку. И на последнюю! Известно, что политика
уступок к хорошему не приводит.
- Если речь идет об агрессоре.
- Это я и хотел сказать! - Он вернул очки на обычное место и
сочувственно произнес: - Стараетесь, идете на риск... А будет ли
благодарность?
На этот вопрос я ответить не мог.


Коле было тринадцать лет... Но не годами определяется взрослость, а
страданиями, которые перенес человек. Особенно теми, которые достались ему
"не по возрасту".
Больше всех и всего на свете Коля любил мать. Ее судьба, как он думал,
зависела от меня - и я занял в его жизни второе место. Тем более что отца у
мальчика не было.
Позже, узнав Тимошу, у которого отец с матерью тоже расстались, я стал