"Анатолий Алексин. Здоровые и больные " - читать интересную книгу автора

хорошо: баскетбольная команда, лекции, стенгазеты.
- А почему не играете?
- Не хочу волновать маму: у меня в первом или втором классе шум в
сердце обнаружился. Она его до сих пор слышит...
Он осторожно вытянул ноги: все время боялся что-нибудь задеть,
опрокинуть.
- Вы единственный сын?
- Я вообще у нее один.
- А кем мама работает?
- Корректором. Уверяет, что это не работа, а наслаждение.
Подсчитывает, сколько раз читала "Воскресение", а сколько "Мадам Бовари".
Получаются рекордные цифры!
Я понял, что бдительнее всего Мария Георгиевна охраняла от опечаток
романы о несчастливой женской судьбе.
Тимошина рука осторожно проехалась по волосам в сторону затылка, точно
он извинялся за свои волосы, не по годам коротко остриженные.
Я силился понять, почему Семен Павлович предоставил ему, только что
окончившему технический институт, отдельную палату: в корректорах он не
нуждался и даже терпеть не мог, чтобы его корректировали, а от техники на
уровне вчерашнего студента, разумеется, не зависел. "Вероятно, секрет в
отце!" - предположил я. Но так как Тимоша о нем ни разу не упомянул, я
догадался, что в их семье мать и отец единого целого не составляли.


Я привык, что на меня взирали как на вершителя судеб, как на последнюю
и единственную надежду. Так взирают на любого хирурга в канун операции. Но
Мария Георгиевна хотела разгадать все мои мысли, касавшиеся ее сына. Ожидая
ответа, она прикладывала пальцы к губам, точно боялась невзначай вскрикнуть.
Виноватым Тимошиным голосом она допытывалась, обязательна ли операция и
опасна ли она. Прижимала пальцы к губам, готовясь выслушать мой ответ,
который был глубокомысленно неопределенным: "Подумаем, подумаем..." Или:
"Посмотрим, посмотрим..." От хирурга ждут абсолютных гарантий, которых он
дать не в состоянии.
- Может быть, подождем? - сказал я Марии Георгиевне. - Если с
операцией можно не торопиться, лучше не торопиться.
- А вдруг новый приступ случится где-нибудь... вдалеке от больницы? Я
знаю такие случаи, мне рассказывали. Они кончались трагически. Мне говорили,
что аппендицит только притворяется безобидным. И Семен Павлович уверен, что
лучше не рисковать.
- Что он имеет в виду? В чем видит риск? В том, чтобы сделать операцию
или чтобы от нее воздержаться? - спросил я, хотя точка зрения главврача
была мне известна.
- Он считает ее неизбежной. А вы как считаете? Мучительно преодолевая
свою деликатность, она ловила меня в коридоре:
- А сердце его проверили? У него в детстве были шумы... Мария
Георгиевна металась.
Но отец Тимоши не был подвержен метаниям. Он сказал мне по телефону,
что у него нет ни малейших колебаний:
- Вырезать - и с плеч долой!
Чем меньше любишь человека, тем легче принимать решения относительно