"Геннадий Алексеев. Зеленые берега" - читать интересную книгу автора

роман? Страниц эдак на триста пятьдесят или на четыреста? Чтобы была любовь,
настоящая, романтическая, чуть-чуть старомодная и прекрасная любовь. Быть
может, даже печальная, даже трагическая любовь. Чтобы герой был незауряден, а
героиня блистала красотой. Чтобы все было поэтично, слегка иронично, но все же
возвышенно. Чтобы сюжет был строен, логичен и увлекателен. Чтобы повествование
было последовательным и вполне воспринималось средним интеллектом. Чтобы
обозленному читателю не приходилось то и дело вновь листать первые страницы,
дабы понять, о ком и о чем идет речь на последних. И попытайся обойтись без
потока сознания, без кокетливой хаотичности, без изощренной дробности, без
напускной многозначительности, хотя некоторая загадочность и многозначность
тебе, я думаю, не помешают. И чтобы фразы были недлинные, чтобы не обвивались
они вокруг головы читателя наподобие бороды Карабаса, которую хитрец Буратино
так ловко накрутил на толстое дерево. Пусть в романе будут лишь маленькие
странности, лишь отдельные мудреные кусочки, которые не проглотишь не разжевав.
И пусть читателю сначала покажется, что все это довольно просто, но захочется
прочитать роман еще раз. И пусть, перечитав его, читатель задумается и скажет:
"Нет, не так-то это все просто! Что-то тут есть, какая-то закавыка". И пусть
читатель не поленится перечитать роман в третий раз и, прочитав его
внимательно, не торопясь, воскликнет: "Нет, это удивительно!" Так вот, мой
дорогой поэт, мой уважаемый живописец, не желаешь ли ты сотворить нечто
подобное? Пусть героиня будет, к примеру, известной актрисой. А герой пусть
будет похож на тебя -- тоже стихотворец или художник и тоже неудачник, как ты.
Не потому неудачник, что бесталанен, а потому, что дерзок в деле своем, потому,
что горд и бескомпромиссен. Ну, еще пять-шесть персонажей, и хватит. Хорошо,
если у героя будет соперник. Хорошо, если героиня будет капризна и даже
строптива, -- так интереснее. Броди ты с нею по городу, вези ты ее в Крым, в
Таллинн или в Астрахань -- словом, куда угодно. В конце романа можешь ее убить,
но можешь и пощадить -- как хочешь. Героя тоже можно умертвить, если
понадобится. В конце романа ты можешь угробить половину его персонажей. Пусть
будет как у Шекспира. Словом, сам сообразишь. Только пиши скорее. Не то я
разозлюсь и сам напишу этот роман. Ей-богу! А ты будешь локти кусать от зависти
и будешь ходить с обгрызенными локтями. А меня ты уж прости, брат, --
действительно я сейчас не при деньгах. Зато шедевр твой вон как висит! Рафаэль
в Эрмитаже хуже повешен.
"Ну вот, -- думал я, возвращаясь домой от Хорошо знакомого литератора, --
недоставало мне только романа! И жнец и швец и на дуде игрец! Хватит с меня
моих картин и злосчастных стихов! Роман -- это же работенка на год, а то и на
полтора. И никакой гарантии успеха. Прочтет пара поклонниц. Кто-нибудь скажет:
"Это любопытно!" А за полтора года можно горы своротить! Можно написать уйму
стихов и картин! Можно, наконец, все полтора года предаваться сладостному,
бездумному, дурацкому, скотскому ничегонеделанью и тихо наблюдать за тем, что
творится вокруг. Да что там полтора! Можно и два года ни черта не делать!
Актрису какую-то он мне подсовывает. А зачем мне актрисы? Я их терпеть не могу.
Все они с придурью, все кривляки, все развязны до невозможности. Мой герой не
сможет влюбиться в актрису, если он хоть немного будет похож на меня. Что же
касается города, то о нем уже написано великое множество стихов, поэм,
рассказов, повестей и романов. А любовные приключения в Крыму всегда будут
выглядеть пошловато: луна, кипарисы, шелест волны... Раньше надо было браться
за роман, когда вера в себя была еще неколебимой, когда душа еще горела от
неудовлетворенного честолюбия, когда бессмертие казалось реальностью, а смерть