"Геннадий Алексеев. Зеленые берега" - читать интересную книгу автора

ничего, -- отвечает, -- по-маленьку". И снова молчит. Смотрит. Ест мои картины
глазами. Откусывает от них по куску, жует, глотает. Те картины, что поменьше,
он глотает не жуя. Очень прожорливые глаза у Знобишина. И всегда у них волчий
аппетит. Знобишин -- профессионал. Институт художественный закончил, даже с
отличием. Выставляется. По заказам пишет. Не бедствует. Полушубок у него
дубленый добротный, шапка из щипаного бобра. Ко мне он ходит, как в церковь,
чтобы прикоснуться к высокому (в церковь-то он, конечно, не ходит). Он так и
говорит -- "прикоснуться к высокому". У тебя, говорит, не живопись -- это
другое. Но что же именно у меня, сказать не желает. Сидит, молчит, смотрит.
Потом уходит. И снова приходит. Как-то привел своего приятеля, точно такого же,
как он, тоже кроткого. Приятель долго-долго, до невозможности долго вытирал
ноги в прихожей. После Знобишин подтолкнул его к двери в мою комнату.
Приятель вошел. Остановился. Остолбенел. После сел в кресло. После встал, очень
громко хрустнул пальцами и принялся шагать по комнате, совершенно
по-знобишински пожирая мои полотна глазами. Для полного сходства не хватало
ритуального "мда-а-а". Но через некоторое время услышал я и его. Только
приятель произнес это междометие почти шепотом, как бы стыдливо.
Нет. Не пойду я на выставку! "Натюрморт с нарциссами", "Лодки у берега",
"Портрет Афанасия Петровича", "Ледоход", "Натюрморт с матрешкой", "Зима
пришла"... Скучный человек Знобишин. И нечего мне ему сказать. Разве что
"мда-а-а". Но ведь обидится, если не приду! Пойти все-таки, что ли?
Телефонный звонок. Опять Настя.
-- Чего делаешь?
-- Сижу.
-- Где сидишь?
-- В кресле.
-- Продолжаешь бездельничать?
-- Да.
-- Ты отвратителен!
-- Знаю.
-- Сходим на Знобишина! Он звонил, приглашал нас. Неловко как-то.
-- Сходим. Конечно, неловко. Разумеется, сходим. Отчего же не сходить.
Обязательно сходим. Завтра же сходим. Жаль, что сегодня уже поздно, а то и
сегодня бы сходили.
-- Завтра выставка закрыта.
-- Значит, послезавтра.
-- Послезавтра родительское собрание.
-- Тогда, стало быть, через два дня.
-- Через два дня выставка закроется. Она уже месяц как открыта. Знобишин потому
и звонил, что выставка скоро закроется. А мы все не идем и не идем. Хамство,
конечно, с нашей стороны.
-- Ты права, хамство. Но что же нам делать?
-- Постараюсь пораньше сбежать с родительского.
-- Хорошо, постарайся. А ты не брала мой сборник из книжного шкафа, когда
приходила в среду?
-- Нет, не брала.
-- И не заглядывала в шкаф?
-- Не заглядывала.
-- А ты хорошо это помнишь?
-- Хорошо. А что случилось? Пропал сборник?