"Валерий Алексеев. Удача по скрипке" - читать интересную книгу автора

профиль себя оглядывает.
Надо ж, думаю, чудеса какие: и вертлявая девка, и собой ничего, тело
ладное, ноги длинные, а однако же кровь у нее рыбья. Стало мне смешно от
этой мысли.
Гляжу я, как она по напрасному попкой вертит, и прямо трясусь вся от
смеха.
Вдруг почувствовала Ольга нехороший мой взгляд, обернулась, бровки
нахмурила.
- Что-то вы, - говорит, - Зина, сегодня недобрая.
- А устала я, - отвечаю, - от своей доброты. Все, кому не лень, ею
пользуются.
- Жаль, - она мне говорит, - я вас именно за доброту и любила.
- А теперь, - отвечаю, - за что-нибудь другое полюби. Хватит с меня,
надоело.
Удивилась Ольга и, по-моему, обиделась. А мне как того и надо было.
Прямо маслом по сердцу мне ее удивление.
- Что вы, собственно, имеете в виду? - говорит.
- А то, - отвечаю, - чтоб дружок твой больше сюда не ходил. Мне на вашу
возню смотреть опротивело. Возитесь, возитесь, и все вхолостую. Ничего у
вас с ним не получится.
Залилась она краской и что сказать не нашла. Так весь день мы с ней
молча и работали. Кавалер ее все за витриной маячил, но войти не решился:
видно, издали почуял неладное.


19


Ближе к вечеру стала я тосковать. Все в окошко гляжу: не идет ли мой
Толя со скрипочкой? Он, бывало, из школы прямо на пункт приходил. Сядет в
задней комнате на пол и с пылесосом играется. Так и мне спокойно было, и
ему хорошо: мама под боком, и игрушки серьезные. Но сегодня что-то нету и
нету его. Прямо вся извелась: не попал ли под машину, не случилось ли
чего? Кому я тогда нужна буду, порченая? Не идет из ума, как обидела я
его, маленького своего, единственного. Господи, думаю, только бы целый
пришел: зацелую, заласкаю, замолю свою вину. Нет, не обокрала я его: вся
любовь моя осталась нетронутой.
В пять часов гляжу в окно - плетется мой Толик по тропиночке. Головку
повесил, футляр по снегу волочит. Как увидела его - прямо в голос крикнула:
- Толенька! - кричу. - Солнышко мое!
И к дверям, и на улицу. Бегу простоволосая к нему, он остановился
растерянный, потом футляр под мышку подхватил - и тоже ко мне навстречу.
Упала я перед ним на колени, обнимаю его, реву, прощения прошу, личико
его маленькое глажу. Утомился он наконец, стал от рук моих отворачиваться.
- Ну, чего ты, мама! - стал говорить. - Встань со снега, пойдем,
простудишься.
- Что ты все "пойдем" да "пойдем"? - говорю я ему с обидой. - Мать вон
на коленях перед тобой стоит, а ты слова ласкового ей не скажешь. Прямо
как неживой!
Но не слушает меня Толя, лицо свое прячет и бормочет одно, словно