"Олег Алексеевич Алексеев. Горячие гильзы (Повесть) " - читать интересную книгу автора

потянулась цепочка пузырьков, разбежались и погасли круги...
Рак оказался большущим, занял полрешета сразу, и, увидев такого
великана, остальные наши пленники пугливо попятились. Отец тяжело дышал,
словно прошёл трудный покос. Тело у отца было белым, как молоко, только
лицо и руки коричневые от загара. По плечам скатывались горящие на солнце
капли воды.
- Кто это? - встрепенулся на корме комяги братишка.
По берегу рассыпался стук подков, в разрыве кустов мелькнула белая
рубаха и гнедая грива. Конь остановился, и наземь спрыгнул мой друг Саша
Тимофеев - остролицый, белоголовый, лёгкий. Он кубарем скатился под берег,
залетел по колено в воду, закричал не своим голосом:
- Ва-а-ай-на! Ва-а-ай-на!
Отец мигом забрался в комягу, схватил в руки деревянную лопату, начал
грести изо всех сил.
На берегу первым, как всегда, оказался Серёга. Схватил ивовый прут,
помчался, размахивая им, будто шашкой. Вот и наш дом. Мать стояла около
косотына, развешивая на нём для просушки чисто вымытые оранжевые кринки.
- Ва-а-ай-на! - заорал подлетевший к матери Серёга.
Мама вздрогнула, кринка бесшумно выскользнула из её рук, и по земле
рассыпались яркие черепки...
Вечером мы с отцом ставили сети; крякали в камышах дикие утки, над
плёсами вился туман. Не верилось, что где-то бьют пушки, рвутся мины и
снаряды. Отец медлил: видимо, он думал, что ставит сети в последний раз.
Лицо отца от зари казалось огненным...
Берегом плелись, возвращаясь из леса, два моих ровесника и товарища -
Саша Андреев и Саша Тимофеев. Как обычно, они дразнили друг друга.
- Жоров (журавль по-местному), - сердито прошипел Саша Андреев.
- Калист (аист по-местному), - живо отозвался Саша Тимофеев.
- Жоров, жоров! - полетело в ответ.
- Калист красноносый! - не сдавался Саша Тимофеев.
Тощие и долговязые, мои дружки и впрямь напоминали журавля и аиста.
Прежде я сердился, когда они дразнились, но теперь почему-то
обрадовался. Повеселел и отец, улыбнулся краешком губ.
Наутро по дальней дороге долго шли зелёные военные машины. Около леса
остановился цыганский табор, цыгане были хмурыми, как и все люди вокруг.
Мать отнесла цыганам целое ведро молока.
Отец надел вышитую рубаху, обулся в новые сапоги, положил в мешок три
осьмушки махорки, буханку хлеба и луковицу, поцеловал Серёгу, потом меня,
потом притихшую мать.
- Пап, а раки? - спохватился братишка.
Я бросился в чулан, притащил корзинку, в которой уже вторые сутки
томились озёрные чудища. Отец развязал мешок, пересыпал в него раков.
Мешок шевелился, будто живой.
- Я вернусь, ждите. - Отец порывисто обнял нас с Серёгой.
- Скоро? Завтра? - оживился братишка.
- Нет, не завтра... На нас напали фашисты, их остановить надо.
Возле ёлок стояла готовая в дорогу подвода. На ней сидели те, кто
решил идти на фронт добровольцем: дядя Павел Андреев (двоюродный брат моей
матери), Анисим Огурцов, Павел Фигурёнков, Иван и Степан Тимофеевы, Иван
Павлов.