"Николай Иванович Алексеев. По зову сердца " - читать интересную книгу автора

- Нет, Настюша, соседка не могла. Это кто-то другой... Одно, милая,
ясно, что домой идти не надыть. Давай присядем да потолкуем. Заморился,
Настенька! - и опустился на большую кочку, Вера села напротив него.
- Михаил Макарович тебе кланяется и наказал тебя и твою товарку отвести
на станцию в поселок кирпичного завода, к Устинье Коржевой, муж ее в
германскую еще погиб. Помни, "племянницами" вы ей будете приходиться. А
пришли вы с Занозной, станция такая есть на Вяземской дороге. Дома вещи
сгорели от бомбежки. "Пусть, - говорит Макарыч, - они там обживаются,
осматриваются. На станцию в город пусть ходят". А на будущей неделе обещал
он вас навестить сам... А Василий, - как знаю, Климом зовете? - так он будет
жить у сапожника Архипа Якимовича. Архип его грузчиком на станцию аль на
склады устроит.
Ермолай, по-стариковски опираясь руками о колени, встал и, размашисто
шагая, пошел. Вера - за ним. Шли они тем же путем, каким Вера пришла в
деревню. Выйдя в прогон, старик пошел прямо. У длинного сарая он свернул на
огород и пошагал к черневшей избе. Подойдя к окну, Ермолай прислушался и
трижды стукнул в раму. Из-за двери шамкающий голос спросил:
- Кого бог несет?
- Харитоныч, открой! - тихо сказал Ермолай.
Дверь отворилась.
- Чего ты ни свет ни заря?
Ермолай шепотом рассказал Харитонычу о полицаях.
- Это мы, Прокофьевич, в один момент. - И Харитоныч торопливо скрылся
во тьме сеней.
- Эх, если бы не твое дело, Настя, - шептал дед Ермолай, - то я бы сам
их прикончил... Идем теперь к твоим! - махнул он рукой и пошел впереди.
- Что же теперь будет, дедушка? - спросила Вера.
- А то и будет, что им сегодня наши голову свернут!


ГЛАВА ВТОРАЯ

У Журавлиного болота Ермолай остановился. Сняв шапку, отер вспотевшее
лицо и показал вправо на заросшую дорогу:
- Последний наш сворот. Далеко твои-то?
- Да еще с километр, сразу за ручьем, - ответила Вера.
- Чего ж ты так далеко их оставила?
- Там глушь, спокойней.
- Что верно, то верно - глушь, - послышался вздох старика. - Не люблю я
эти места. Уж очень много здесь всякой дряни водится - волков, змей. Да и
фашистское зверье иногда за партизанами охотится...
Вере стало вдруг жутко. Она невольно подумала о товарищах и осмотрелась
по сторонам. Бледный от занимавшегося рассвета ущербленный месяц,
выглядывавший из-за темных клочьев облаков, скрылся. Кругом было тихо,
только слышался робкий голосок какой-то пичуги. Они молча подошли к ручью.
Ермолай склонился над журчащей водой и, навалившись грудью на большой
камень, напился.
Через некоторое время в предрассветной мгле снова послышался одинокий
зов смолкнувшей было пташки, но уже более настойчивый, как бы
предупреждающий об опасности.