"Михаил Алексеев. Через годы, через расстояния (Автобиографическая повесть в письмах) " - читать интересную книгу автора

Михаил Николаевич Алексеев

Через годы, через расстояния

Автобиографическая повесть в письмах

Глава первая

Возвращение сталинградского огня

Он вернулся ко мне через шестьдесят лет, мой огненно-кровавый, светлый
и чистый Сталинград 42-43-х годов. Вернулся вполне осязаемо - в виде моих
военных писем...
Александр Проханов в своем выступлении на презентации "Моего
Сталинграда" сказал: "У меня возникло ощущение, что эта книга является
длинным, обстоятельным письмом фронтовика о том, что с ним происходило на
фронте. Письмо это Михаил Алексеев писал пятьдесят с лишним лет. Начинал
писать еще тогда, в сталинградских степях, своим домашним, в саратовскую
глубинку, но потом сам вернулся домой и сам прочитал свое давнишнее письмо.
Он одновременно и отправитель военных треугольников зимы 1942/43 года, и их
отправитель спустя полвека".
Ощущение А.Проханова оказалось поразительно точным по главной сути.
Замечу лишь, что "давнишнее письмо" составилось из множества писем, и
писались они не пятьдесят лет, а двести дней и двести же ночей в окопах
Сталинграда, день за днем на протяжении всего побоища. А посылались те
треугольники не моим домашним в саратовскую глубинку, а в малюсенький город
Ирбит, затерянный где-то в уральских горах, куда во время эвакуации
перебралась из города Сумы одна украинская семья, а с нею, сообщал я в "Моем
Сталинграде", прелестнейшее существо по имени Оля Кондрашенко. Жили мы в
одном доме в уютном и ласковом городишке на берегу поэтичнейшей речки Псел.
И конечно же, не могли не подружиться. И не знали, что дружба наша будет
очень долгой. И виною тому Оля, Ольга Николаевна - она не давала (да и
сейчас не дает) погаснуть этому светильнику нашей прекрасной дружбы, так и
не перешагнувшей порога, за которым было бы уже другое...
Вот ей-то, Оле Кондрашенко, я и посылал все свои сталинградские письма.
И она сохранила их все до единого! И лишь теперь, спустя не пять, а шесть
десятков без малого лет, переслала их мне. Сталинград из кроваво-огненной
своей купели вновь вернулся ко мне в моих же собственных письмах. Часть из
них использовала газета "Российский писатель" в довольно большом материале,
названном достаточно точно: "Возвращение огня". Основная масса моих писем, к
сожалению, получена мной, когда работа над романом уже подходила к концу. Но
мог ли я упрекнуть свою верную подружку за задержку с присылкой писем, когда
она, советская патриотка, оказалась вдруг "за границей", живет теперь
одна-одинешенька в Ужгороде, куда привезли ее с Урала родители, ныне уже
ушедшие из жизни?
После войны переписка моя с Олей возобновилась и продолжается по сей
день. Ни в одном из множества писем ко мне нет ни малейшего упрека в том,
что в основном по моей вине наша светлая дружба не завершилась тем, на что
вроде бы естественно рассчитывали. Судьба распорядилась по-своему...
12 июля 1982 года получил от Ольги письмо- не помню, какое уж по счету!