"Петр Алешкин. Русская трагедия" - читать интересную книгу автора

павильона в павильон. Возвращались домой возбужденные, усталые.
- Давай поужинаем дома... Купим еду в магазине. Я устала от шума, хочу
побыть вдвоем.
- Я тебе не надоел еще? - шутливо спросил Анохин.
- У меня такое чувство, что я тебя знала всегда. Даже не верится, что
мы всего три дня вместе... Главное, я почему-то веду себя с тобой совершенно
естественно, мне ничуть не хочется сдерживаться, играть, казаться лучше, чем
я есть на самом деле. Я совершенно свободна, раскованна... И мне так хорошо!
Жаль, что это будет всего лишь месяц! - (Анохину приятно было слышать
признание Светланы. Он не знал, что ответить ей, и по привычке своей
иронизировать хотел пошутить, что она в свободной стране, потому чувствует
себя свободно, но не стал сбивать ее искренний порыв). - Я впервые поняла
слова: за мужчиной как за каменной стеной... Мне не надо ничего решать, не
надо думать, что делать, как вести себя, куда идти. Куда ты поведешь, там
мне хорошо... Раньше я этого не знала, не догадывалась, что так бывает...
- Это потому, что ты моя рабыня, - все-таки не удержался на серьезной
волне Анохин, подтрунил.
- Да, я рабыня! Я рабыня! - подхватила, закричала она громко, поднимая
вверх руки, подставляя их ветру. - Мне сладка жизнь рабыни! - И звонко
запела: - А я сяду в кабриолет и поеду в Голливуд!
Мчались по автобану мимо освещенных прожекторами стеклянных
небоскребов, устремленных в бледное от огней почти беззвездное ночное небо
Лос-Анджелеса.
- Хочешь, сейчас выпьем вина, перекусим и поедем купаться в ночном
Тихом океане? - предложил он, когда она замолчала, успокоилась, устроилась
на мягком, удобном сиденье машины.
- Хочу, хочу, хочу! - вновь закричала Светлана, видимо, возбуждение,
подъем, энергия распирали ее, и она пыталась выплеснуть их.
- Ах ты, непоседа! Трясогузка! - захохотал он, любуясь ею. - Секунды на
месте не посидит!
В супермаркете они услышали русскую речь в одном месте, потом в другом,
поразились тому, как много здесь русских, и невольно затаились, перестали
разговаривать.
Вернувшись из магазина, сидели за столом долго, неспешно пили вино,
отдыхали, разговаривали.
- Откуда здесь столько русских? - спросила Светлана.
- Эмигранты. Их в Лос-Анджелесе сто тысяч, - ответил Анохин и вдруг
засмеялся, спросил: - Почему ты в магазине затихла, когда услышала русскую
речь?
- Не знаю... Как-то не хотелось, чтоб поняли, что я русская...
- Это наша национальная черта! - горько усмехнулся Анохин. - Все
прочие, будучи вдали от Родины, как только услышат родную речь, бросаются
друг к другу, а мы, русские, прячемся, чтоб нас не узнали. В эмиграции все
стараются жить поближе друг к другу, национальные общества создают, свои
кварталы в городах, только мы, русские, за границей стараемся держаться
подальше друг от друга, стараемся нагадить друг другу, особенно тому, кто
чего-то достиг, в чем-то преуспел. Только мы, русские, друг друга едим и тем
сыты бываем.
- Об этом еще Данте в "Божественной комедии" писал, - вставила Светлана
и рассказала знакомый Анохину анекдот: - Помнишь, когда Вергилий спустился в