"Николай Александров. Дунькин пуп " - читать интересную книгу автора

Пробежав минут пять, остановился. Ничто не нарушало сторожкой таежной
тишины.
- Семен, - заорал Шепелев в непроглядную темноту. В ответ не раздалось
ни звука. Он поднял пистолет и выстрелил. В небо вырвалась короткая вспышка
огня. Со стороны сопок раздался хруст веток. Из темноты выплыла неясная
фигура:
На плече Семена болталась двустволка, в руке он держал что-то
непонятное.
- Однако, чего стреляли? - невозмутимо спросил он.
Шепелев, обескураженный спокойствием водителя, повернулся к нему спиной
и, ничего не говоря, направился к дому.
"Из- за этого паршивца осталось только шесть патронов, - подумал
раздраженно. - Отписываться потом придется о применении оружия. Да и он
хорош - молча удрал в лес: Молодой еще!"
В комнату Семен вошел сразу же за Шепелевым и бросил на пол
здоровенного зайца.
- Кобах*, - с гордостью произнес он и добавил любимое словцо. - Однако,
жаркое делать будем.
* Кобах - заяц (якут.)

Ефрем Пантелеевич поднялся с полушубка, извлек из шкафчика нож в
кожаном футляре и, подхватив еще теплую тушку за задние лапы, вышел из
комнаты. Шепелев было направился следом, но, махнув рукой, сел на чурбак.
"Кому расскажешь, не поверят, - угрюмо размышлял он, - преступник, в
нарушение всех инструкций вооруженный ножом, бродит как ему вздумается.
Сейчас, например, разделывает зайца: А опер сидит и не может ничего сделать.
Что мне, по рукам его вязать? - Он достал сигарету и прикурил от свечи. - Да
еще тип какой-то крутится поблизости. Что ему тут нужно? Почему стрелял?
Интерес у него, конечно, к этому месту есть. Или к нам? Хотя кто мог знать,
что мы сюда приедем? Никто! Случайность: А вот случайно ли он обнаружил
карабин Ефрема!"
В дверях возник Ефрем Пантелеевич с ведром в руках. Разделанная тушка
зайца была залита водой из чайника, и ведро оказалось на печи. Таежник
протянул опустевший чайник дремавшему Семену: "Сходи за водицей:" Тот,
что-то бормоча под нос, поплелся на улицу.
Ефрем Пантелеевич огладил ладонью рыжеватую с сединой бороду и присел к
огню. Он молчал. Не нарушал тишины и Шепелев, погруженный в свои мысли.
Время от времени казалось, что кто-то ходит на чердаке, стучит в
древние обомшелые стены, чем-то шуршит.
- Ты про Дунькин пуп слыхал? - спросил Ефрем
Пантелеевич.
Шепелев повернулся к таежнику. Его лицо, освещенное всполохами, огня,
отливало медью, какой-то страшной диковатостью.
- Нет.
- Старая история, - начал он рассказ. - Давно это было, когда здесь
лихие людишки золотом баловались. Этот перевал, - он неопределенно кивнул в
сторону гор, - был единственной тропой на ту сторону.
Таперича уж ее нет. Перед войной, говорят, еще знали ее, а потом
заросла, затерялась. Раньше бойкое место было: всякий люд тут водился -
артельно золото мыли и одиночно. Хунхузы с той стороны приходили - женьшень