"Кулибин" - читать интересную книгу автора (Яновская Жозефина Исааковна)

Глава 4. В СТОЛИЦЕ

Двадцать седьмого февраля 1769 года Кулибин вместе с Костроминым подъезжал к Петербургу.

Зимний день клонился к вечеру. Сани легко скользили по укатанной дороге. Спутники молчали.

С волнением ехал Кулибин в столицу. Он был полон радостных надежд. Теперь, наверно, исполнится то, о чём он мечтал ещё в детстве, о чем продолжает думать и сейчас. Он сможет доставать книги, учиться и вместе с тем много работать. Всюду такая масса неотложных задач! Всю свою силу и энергию Кулибин готов отдать на пользу России.

Дорога шла среди леса. Местами попадались поляны. Вот начали появляться небольшие деревянные домики пригорода. Они были окружены садами, дворами, огородами. Вскоре подъехали к реке Фонтанке. Здесь кончались предместья и начинался город. По деревянному мосту перебрались через Фонтанку.

Кулибина поразили правильные прямые улицы. Таких улиц не было ни в Нижнем Новгороде, ни в Москве. И дома здесь строились совсем иначе: все в одну линию, рядом друг с другом и фасадом обязательно на улицу. А в Москве и Нижнем Новгороде дома по большей части ставились в глубине двора. И никто там не помышлял даже о том, чтобы свой дом строить обязательно рядом и в одну линию с домом соседа, а строил его как хотел.

Сани выехали на широкую Невскую перспективу. По бокам в два ряда были посажены деревья. Справа и слева попадались красивые двух– и трехэтажные каменные особняки. А рядом с ними – деревянные домишки.

То и дело их перегоняли богато убранные сани. В санях сидели расфранченные щеголи, военные в треугольных шляпах, дамы в бархатных шубках, отделанных соболями. На запятках стояли лакеи, причудливо одетые то греком, то гусаром, то черкесом. Слышались щелканье бича и крики: «Пади, пади!»[4]

Тут же на улице устраивались неожиданные гонки. Какой-нибудь вельможа потехи ради приказывал кучеру перегнать едущую впереди карету. Лошади скакали во весь опор. Неважно, что при этом можно было сбить чьи-либо сани или не успевшего посторониться прохожего. Лишь бы показать свое удальство.

По дощатым тротуарам сновали пешеходы. Уличные разносчики пряников, блинов, сбитня громко расхваливали свой товар.

По Невской перспективе доехали до Адмиралтейства и дальше – к берегу Невы. Нужно было перебраться на Васильевский остров. Но через Неву не было никакого моста. С берега спустились прямо на лёд и переправились на ту сторону.

На другой день после приезда Кулибин и Костромин явились к директору Академии наук.

Орлов ещё раз посмотрел кулибинские диковинки – микроскоп, телескоп, часы и электрическую машину.

С телескопом в руках подошел к окну, глядел на небо, на Неву. Потом долго рассматривал часы, переводил стрелки, слушал бой и музыку. Сказал Кулибину:

– Гляжу и любуюсь. Хороши.

И велел Кулибину и Костромину первого апреля явиться в Зимний дворец.

У Кулибина целый месяц был свободным. Он решил ознакомиться с замечательным городом, так поразившим его при въезде.

На следующее утро Иван Петрович встал пораньше и вышел из дому.

По улицам ещё ходили ночные караульщики. Проезжали кареты, извозчичьи дрожки, развозя с вечеринок домой подвыпивших господ. Возле богатого особняка лакеи под руки выносили из саней захмелевшего молодого барина. В раззолоченной ливрее швейцар с седой бородой, кланяясь, отворял тяжелую дверь.

Из мазанок, домишек и просто землянок выходил работный люд. В рваных одежонках, в лаптях, кто с киркой, лопатой, кто с топором за поясом. Прошли матросы, четко отбивая шаг.

Где-то куранты пробили шесть часов. На кораблях, на стройках, на верфях застучали топоры, завизжали пилы. Тяжело ухнула баба, вколачивая сваи. Начинался трудовой день.

Кулибин пошел по Васильевскому острову. Рядом с деревянными и мазанковыми домишками высились красивые каменные здания. Иван Петрович постоял возле Кунсткамеры с башней посредине. Верхушки башни не было, – видно, сгорела.

Ещё в Нижнем Новгороде Кулибин слышал, что в Кунсткамере по велению царя Петра собирались разные редкости. Он подумал о том, что надо бы посмотреть диковины. Потом обошел вокруг дворца Меншикова[5], здания «Двенадцати коллегий»[6].

Рядом на стройке кипела работа. Огромное здание стояло в лесах. Это строилась Академия художеств. Работные люди таскали бревна, доски, носили песок.

«Эх, поставить бы ворот, лебедку», – подумал Кулибин.

На Васильевском острове много зданий было в лесах. А дальше шли болота, пустыри. Везде работали люди. Корчевали пни, засыпали болота, строили каналы, дворцы. Это был тяжелый, каторжный труд, не облегченный машинами, от зари до зари, в мороз и дождь.

Сюда, в Петербург, со всех концов России стекались работные люди: оброчные крестьяне, беглые, посадский народ. Кто шел в поисках заработка, кого пригоняли насильно. Жилось так трудно, особенно первым строителям города, что Петр сам приравнивал Петербург к каторге. В одном из своих указов он предписывал дезертиров из армии «…бить кнутом и ссылать на каторгу в новопостроенный город в Санкт-Петербург».

На Стрелке Васильевского острова, где Нева разветвлялась на Большую и Малую, находился порт и биржа. Летом здесь бурлила жизнь. Крестьяне большими артелями нанимались грузить хлеб, лес, пеньку, железо. До семисот кораблей посещало в навигацию петербургский порт.

Зимой в порту было тихо. Кулибин постоял на Стрелке, посмотрел на Неву и спустился на лед. Он всё думал о том, что в таком городе – и нет моста. Правда, Костромин ему сказал, что летом наводят наплавной мост. Всё равно это неудобно.

На другом берегу Невы золотом блестел шпиль Адмиралтейства. На стапелях стоял корабль. Кулибин хотел пройти поближе, но Адмиралтейство было окружено каналом. У ворот с подъемным мостом стояли часовые. Посторонних на верфь не пускали.

От Адмиралтейства веером расходились три улицы – Невская перспектива, Вознесенская перспектива[7] и Средняя перспектива[8]. Эти улицы были мощены булыжником. А на других настланы поперечные бревна или доски, некоторые вовсе не мощены.

Рядом с Адмиралтейством находился роскошный Зимний дворец. Здесь был центр города. Богатыми особняками были застроены улицы близ дворца, по Английской набережной[9]. Некоторые дома стояли ещё в лесах. Около дворца начинали строить гранитную набережную.

Иван Петрович пошел по набережной. Он любовался Невой. Она напоминала ему Волгу. Здесь Нева была широкая. Слева, на той стороне, возвышалась Петропавловская крепость. Против Петропавловской крепости, на этой стороне, раскинулся чудесный Летний сад.

Кулибин свернул в сад. Ровные аллеи и дорожки пересекались, образуя правильный узор. Разной породы деревья окаймляли аллеи. По дорожкам стояли мраморные статуи невиданной красоты.

Кулибин ходил от одной фигуры к другой. Он хотел разобрать, кто здесь изображен. Под статуями были надписи, но на чужом языке.

«Видно, не наша работа», – подумал Иван Петрович.

Он подошел к каменному Летнему дворцу царя Петра. Дворец был совсем небольшим, по сравнению с Зимним или Аничковым, и даже меньше дворца Меншикова. Теперь там, видно, никто не жил.

Кулибин постоял перед железными трубками, идущими из земли. Он читал про них в «Санкт-Петербургских ведомостях». Это фонтаны – первые в России. Они тоже были построены при Петре. Воду для них взяли из протекавшей поблизости небольшой речки. С тех пор эту речку стали называть Фонтанкой.

Иван Петрович вышел из Летнего сада и направился по Фонтанке. Теперь она, видно, была расчищена, углублена. Имела деревянную набережную.

На той стороне Фонтанки раскинулись богатые загородные дачи придворных, с пристройками, садами, прудами, оранжереями. По дороге тянулся тяжело нагруженный обоз, мычали привязанные сзади к саням коровы, блеяли овцы, из клеток высовывали длинные шеи гуси. Это кому-то из вельмож доставляли пропитание из дальнего имения на дачу. Тут же шли крестьяне и крестьянки, иные с детьми.

«То ли в дворовые переселяют из имения или на продажу», – подумал Кулибин. Он вспомнил объявление, которое читал в «Санкт-Петербургских ведомостях»: «Продается гнедая лошадь и молодая девка лет двадцати».

Такие объявления попадались часто. Крепостных продавали, пропивали в карты, пороли за малейшую провинность, сдавали в рекруты. Так было и в Нижнем Новгороде, и в Петербурге, и по всей России.

Кулибин вышел на Невскую перспективу. Здесь высился огромный Аничков дворец[10]. Он подходил к самой воде и имел тут подъезд, так что летом можно было на лодке подплыть прямо к ступеням дворца. Вокруг был большой сад. Через Фонтанку возле дворца шел деревянный Аничков мост.

Аничков дворец со своими пристройками занимал всё пространство от Фонтанки до Садовой улицы. На углу Садовой находилась оранжерея[11].

На другом углу, против оранжереи, тянулись галереи Гостиного двора. Только одна сторона его, выходящая на Невскую перспективу, была каменная, остальные – деревянные.

В Гостином торговали всяким товаром. Купцы стояли на порогах своих лавок и зычным голосом зазывали покупателей, расхваливая свой товар.

Это всё напоминало Нижний Новгород. Кулибину хорошо была знакома купеческая жизнь.

Правдами и неправдами затащить покупателя в лавку, показать ему «товар лицом», стараясь скрыть изъян, суметь заговорить покупателя и заставить его в конце концов раскошелиться – в этом был залог успеха. Тот, кто умел это делать, слыл «ловкачом» и «молодцом». Торговля его шла в гору, он наживался и «выходил в люди». Выйдя в люди, купец строил себе каменные палаты, приобретал карету, лошадей. Любил покутить. Со своими домашними он был суров и даже жесток. Жену и детей бивал нередко. С теми, кто побогаче и посильнее, купец был ласков, льстил, ублажал. Зато в церковь ходил аккуратно и не забывал перекрестить лба на висящие в переднем углу иконы. Это была та самая жизнь, к которой отец хотел приобщить Кулибина и к которой так не лежала его душа.

В Гостином всегда много публики. Кто покупает, кто просто прогуливается. Дамы идут посмотреть, что есть нового в лавках, показать свой наряд. Здесь блестящие светские франты, и горничные, посланные за покупками, и военные. Нищие протягивают руку. Прямо на рогожках раскладывают свой товар коробейники. Кто-то собирает деньги на похороны своего друга. Шмыгают разносчики. Тут же гадалки предсказывают судьбу.

На Перинной линии торговали только женщины. Она так и называлась – «бабий ряд».

Кулибин погулял по Гостиному, заглянул в Апраксин двор, где торговали всякими кустарными товарами.

Раздался пушечный выстрел. Полдень.

Купцы стали закрывать лавки, чтобы пойти домой пообедать и отдохнуть часок после обеда. Напротив на стройке тоже прекратили работу.

Иван Петрович дошел до Сенной площади, где возами стояло сено. На площади торговали только сеном, а возле Конного переулка – лошадьми. Здесь толкалось много народа. Кто осматривал лошадей, приценялся, кто покупал сено. Из съезжей избы неслись крики. Видно, пороли дворовых за какую-то провинность.

На Сенном рынке Кулибин встретил Костромина. Вместе они зашли в трактир, пообедали. У Костромина были дела на стекольном заводе. Кулибин решил отправиться вместе с ним.

Костромин кликнул извозчика. Извозчичьи пролетки можно было отличить издалека – они все были выкрашены в желтый цвет. И извозчики одеты на один манер – в четырехугольных шапках с желтым верхом, подпоясанные желтыми кушаками. На спине болталась бляха с номером.

Завод помещался на окраине города. Вокруг улицы не замощены, каша из снега, грязь. Кучи отбросов, мусора. Лачуги, землянки, мазанковые домишки.

Пока Костромин ходил в контору, Кулибин зашел в помещение, где варили стекло. Здесь было очень жарко. Полуголые люди, надрываясь, тащили тяжелые тигли с расплавленным стеклом. Вот тигель чуть наклонился – и стекло выплеснулось. Хорошо, что человек успел отскочить!

– Механизм надо бы придумать, – негромко сказал Кулибин. На него недоуменно оглянулись.

На другой день Иван Петрович с утра что-то чертил, обдумывал. Потом снова пошел бродить по городу. Побывал на Петербургской стороне. Видел близко Петропавловскую крепость, откуда началось строительство Петербурга. Был на Аптекарском острове, на Крестовском, на Каменном.

Чем больше Кулибин ходил по городу, тем больше город восхищал его своей необычайностью и красотой.

Длинные, прямые, как стрелы, широкие улицы. Площади. Каналы. Сады и парки. Великолепные дворцы. И величавая красавица Нева, несущая свои воды через весь город. Все это было прекрасно, как в сказке.

Но ещё другое видел Кулибин. Рядом с роскошными дворцами – жалкие лачуги. Несметные богатства вельмож и нищая жизнь работных людей. Праздность и каторжный труд.

Всем своим сердцем, всеми помыслами Кулибин был с теми, обездоленными.

Первого апреля Кулибин вместе с Костроминым явились в Зимний дворец. Их провели в роскошные покои. Всюду зеркала, хрусталь, ковры, драгоценные украшения.

Иван Петрович поставил перед царицей свои искусные творения. Екатерина ещё раз всё осмотрела, задала несколько вопросов, поговорила с Костроминым о торговле и велела выдать Кулибину и Костромину по тысяче рублей. Костромин получил также в подарок серебряную кружку, на которой вокруг портрета Екатерины была надпись: «Екатерина II, императрица и самодержица всероссийская, жалует сию кружку Михаилу Андрееву, сыну Костромину за добродетель его, оказанную над механиком Иваном Петровым, сыном Кулибиным, 1769 года апреля 1 дня».

Кулибин был назначен заведовать мастерскими при Академии наук, а микроскоп, телескоп, электрическая машина и часы были отправлены в Кунсткамеру.

Лишь замечательные кулибинские часы сохранились до настоящего времени и находятся в Эрмитаже.