"Брайан Уилсон Олдисс. Все созданное землей" - читать интересную книгу автора

привела к смерти меня.
Все поля были либо прямоугольными, либо квадратными и простирались на
много миль. Там, где одно или два граничили с дорогой, выстраивались
деревни. Это старый уголовный термин - "деревни", на самом деле это были
просто трудовые лагеря, куда мы, изнуренные, возвращались по вечерам.
До сих пор я слышу крики нашей охраны в тот первый вечер прибытия.
"Здесь ты ничтожество! Если хочешь жить, выгляди живым!"
Взгляд назад - на длинную машину без стекол, в которой мы приехали. Мы
ненавидели эту машину за то, что она привезла нас полузадушенными, но в то
же время мы желали ее страшной безопасности вновь, именно сейчас, когда она
ревет, прогреваясь, прежде чем уползти отсюда навсегда.
Странные ограждения, не пропускающие испарений. Крики и срывание давно
сношенных лохмотьев одежды. Запах наготы. Рядом женщины, лишившиеся своих
грязных тряпок. Сильнейший удар по голени, безумная спешка сбросить
лохмотья. Больно, настолько больно, что я в замешательстве - хочется что-то
понять, но страшно даже оглянуться.
Крики все громче. Их цель - вогнать нас в смятение, раздавить. Охранник
толкает, бьет женщину в грудь, дает затрещину мужчине, который пытался ее
прикрыть. Скотская тишина среди нас, когда мы бросаем свои лохмотья за
барьер, к ногам охранницы. В основном охранников набирали из бывших
ландсменов. Они отработали свой срок, но были не в состоянии приспособиться
к городам и оставались в лагерях доживать свои поломанные жизни.
Голые, мы были лишены всего, кроме пота, грязи, нарывов и пятен. Нас
загоняют под холодный ливень, плещущий в узком проходе. Страх воды, чей-то
красный локоть, вонзающийся в мои посиневшие ребра. Странный запах - вода
жалит глаза. Какой-то старик с гниющими ступнями поскальзывается, тяжело
падает, стонет. Тихий бесцветный голос старика, словно водяная пленка. В
следующей комнате снова крики, удары.
Выдача одежды. Униформа. Глупая радость по поводу синих курток. Нам
хоть что-то дают! Подарки Фермера. Мы робко переглядываемся, понимая, что
должны будем узнать друг друга. Но пока только думаем о новой одежде. На
наших лицах что-то блестит.
Толкаясь в крохотной комнатке, запуганные, мы влезаем в брюки и в
блузки. Без различия пола все получили брюки и блузки. Сжатые со всех
сторон, мы стояли, ожидая следующей порции криков и ударов. Стояли, не
решаясь заговорить друг с другом. Охранники толпились в дверях,
непринужденно болтали, смеялись.
Мы стояли долго. Рукава моей блузки оказались мне коротки. Я заметил,
что человеку с родимыми пятнами на лбу блуза велика (это был Даффи, с ним я
познакомился позже). Наши глаза встретились. Наказывалось все: выгода, риск,
инициатива. Охранники толпились в проходе. Я медленно стянул блузку. Даффи
кивнул, снял свою. Мы поменялись. Внезапно снова раздались крики.
Теперь мы бежали на размещение по баракам. Нас гнали через двери, как
скот. Я не успел натянуть блузку на левое плечо и, когда проскакивал в
дверь, один из охранников нанес мне зверский удар. Я поскользнулся, упал,
увлекая за собой какого-то парня. Парень быстро вскочил, побежал дальше.
Другой охранник методично бил меня до тех пор, пока я, наконец, не поднялся.
Боль, ярость, шум в голове. Из носа течет кровь. Зажимая его рукой,
шлепаю по грязи в общую спальню 5 блока Б. Жалкий и униженный, падаю на
кровать.