"Марк Алданов. Истребитель" - читать интересную книгу автора

Богатство". В 1914 году по отсутствию средств вышел из университета в
надежде позднее докончить образование, и скоро призван в армию. Служил он на
малозаметном кавказском фронте, там заболел тяжелым воспалением легких и был
освобожден от службы, не получив никаких наград. В революции участия не
принимал, - только что на выборах голосовал за народных социалистов. В пору
голода он стал очень кашлять. Врач сказал, что единственное для него
спасение: переехать на юг. Иван Васильевич поселился в Симферополе, работал
в больнице, в аптеке, в лаборатории, заболел сыпным тифом и, выздоровев,
женился, больше из благодарности, на ухаживавшей за ним сестре. Через три
года он согласился на развод, оставив жене сына, и, чтобы не оставаться с
изменившей ему женой в одном городе, переехал на южный берег Крыма. Не найдя
другого заработка, стал работать в садах. С годами он приобрел себе имя.
Напечатал в ученых изданиях несколько статей: "Еще к спорам о падучке и
виноградной блошке", "Ранцевые Помоны в борьбе с филоксерой", "Так значит
все-таки опрыскивать?" (с подзаголовком: "Вынужденная отповедь
головотяпам"), - надо было писать как другие, и головотяпы в тот раз очень
его рассердили.
Он был высокий, очень худой, чуть сутуловатый человек с горячими сухими
руками, с усталым приятным лицом. Дамы равнодушно говорили о нем, что он
скорее не дурен собой. Все признавали, что он человек очень образованный...
Иван Васильевич покупал имевшие успех книги и, если книга оказывалась
хорошей и лишь в меру необходимости льстивой, радовался как ребенок и имел
такой вид, точно произошло большое событие, которое должно иметь важные
политичес-кие последствия. - "Как хотите, это очень показательно", - говорил
он Марье Игнатьевне. Но гораздо чаще, прочитав новую книгу, вздыхал и ничего
не говорил. Автора впрочем не осуждал: "Повесил же и я у себя его портрет".
Как-то раз он в глубокой тайне получил от знакомого, который имел друзей в
партактиве, старый номер парижской эмигрантской газеты, прочел все, включая
объявления, затем сжег на жаровне. Он с гимназических лет немного знал
французский и немецкий языки, а в Крыму по самоучителю научился читать
по-английски, но произносил слова так, как они писались. К нему иногда
направляли заезжих иностранцев, тех, которым разрешалось встречаться с
населением. Какой-то американский коммунист, кое-как поговорив с ним,
спросил, чем он занимается. "Жоб? Бусинесс?" понял Иван Васильевич и, чуть
смутившись, ответил. - "I see. Exterminator" - сказал снисходительно
американец. Иван Васильевич пояснил: по латыни значило - истреблять. Было
скорее приятно, что в культурной западной стране тоже существует такая
профессия; но это слово ему почему-то не понравилось.
Его приглашали на работу в Ялту, в Гурзуф, в Алушту. В пору полного
безденежья он, когда мальпоста не было, уходил туда пешком. Если же в
"Гекторе Сервадаке" кое-что было, нанимал у старого татарина низкорослую
широкогрудую лошадь, надевал чувяки, перебрасывал через седло суму с
парижской зеленью и с керосиновой эмульсией, а к спине прицеплял ранец с
опрыскивате-лем, придававший ему дикий вид. Ездил он верхом недурно и часть
дороги проделывал галопом, - рыси не любил. Никогда умышленно работы не
затягивал, был известен своей добросовестнос-тью. Среди насекомых различал
легкие и тяжелые породы. Особенно трудно было истреблять долгоносиков. Когда
в садах и виноградниках работы не было, истреблял в домах клопов и
тараканов. Эту работу можно было найти всегда.
До войны он нередко ездил в гости, еще чаще звал гостей к себе и угощал