"Марк Александрович Алданов. Могила воина" - читать интересную книгу автора

города с людьми, не научившимися ходить как следует из-за гондол и каналов,
города, в котором лодочники с лицами древних патрициев, не думая ни о какой
литературе, поют строфы Торквато Тассо. "Ничего прекраснее нет на свете", -
сказал он графине, - "хоть все это нажито воровством: они присвоили себе в
искусстве чужое - готический, византийский, арабский стили - перемешали на
своем солнце и создали изумительнейший город в мире". - "А Venezia si sogna,
a Roma si pensa, a Firenze si lavora, a Napoli si vive",* - заметила она.
Глупость поговорки его поразила. - "Жаль, что из зверей в Венеции существуют
только люди и крысы", - сказал он и устыдился: это было замечание в духе
плохого, давнего Байрона, одно из тех изречений, который часто цитировались
его поклонниками и врагами, а у него самого вызывали теперь отвращение, -
"Вы не находите, что я становлюсь глуп и пошл?" - спросил он Терезу; желал
придать вопросу покаянный тон, но вышло опять нехорошо, очень нехорошо. Он
взглянул на графиню и увидел, что ей его изречение понравилось, что она
вечером непременно это изречение запишет. - "Я не нахожу, Байрон!" - сказала
Тереза восторженно. Его раздражало то, что она, ради поэзии и
оригинальности, называла его по фамилии, но он почувствовал ее желание
перейти в гондольный тон и, взяв ее за руку, заговорил самым байроновским
своим, бархатным голосом, так чаровавшим женщин: "Tu sei, е sarai sempre mio
primo pensier... Non posso cessare ad amarti che colla vita...".
______________
* "В Венеции мечтают, в Риме думают, во Флоренции работают, в Неаполе
живут"

Он велел гондольеру остановиться у Riva degli Schiavoni, легко выскочил
из гондолы, оставил в фельце хлыст и простился с графиней, условившись
встретиться с ней в одиннадцатом часу, в снятом им Palazzo Mocenigo. - "Но
не ужинайте, ради Бога, Байрон, мы поужинаем одни." - сказала она. Он кивнул
головой и побежал вдоль дворца к площади. Графиня видела, что на Пиаццетте
какие-то люди побежали вслед за ним. "Тотчас узнали! Может быть и ждали
здесь, чтобы на него посмотреть!" - с гордостью подумала она. На берегу тоже
собралось несколько человек. Они с любопытством глядели на отходившую
гондолу. Одна дама с раздражением что-то говорила другой. Тереза Гвиччиоли
поняла, что говорят об ее наружности, о наружности любовницы лорда Байрона
.* Эта мысль наполняла ее счастьем. Графиня приняла в гондоле вид
Байроновской героини. Она не очень читала его книги, - только просматривала
и кое-что заучивала наизусть, чтобы цитировать, - но все отлично угадывала и
смотрела ему теперь вслед с влюбленной и счастливой покорностью .
______________
* Через много лет маркиз де Буасси, второй муж Терезы Гвиччиоли, так
знакомил с ней людей: "Моя жена... Когда-то любовница лорда Байрона." Автор.

Пробегая, он подумал, что эта бальная площадь с ее вечным маскарадом
тоже до несерьезности прекрасна, что нужно бы поскорее положить ее в футляр,
и прежде всего, эту ювелирную игрушку, называющуюся у них собором. Со
злостью и наслаждением чувствовал, что его узнали, что о нем шепчутся, что
на него показывают взглядами. Столики Флориана на площади были почти все
заняты. "Здесь сегодня собираются карбонарии", - равнодушно сказал кто-то.
Две некрасивые дамы, вскочив и раскрыв рты, без малейшего стеснения на него
уставились. Он злобно пробежал по проходу между стульями. "Байрон! Лорд