"Лино Альдани. Шахта " - читать интересную книгу автора

ЛИНО АЛЬДАНИ

ШАХТА

Перевод Т.Блантер

- Иди сюда, 238.
Мой друг не отвечает. Освещенный солнцем, он продолжает неподвижно
лежать с закрытыми глазами, и вся его поза свидетельствует о полной
отрешенности. Это, действительно, трогательное зрелище, особенно если
учесть, что снаружи страшный холод: зуб на зуб не попадает.
- Эй, 238! Уйди оттуда, простудишься!
На минуту ему удается заставить меня поверить, что он спит. Но вот я
вижу, как он неуклюже поднимается, зевает, потягивается, словно после
долгого сладкого сна, и, покачиваясь, идет. Сильный толчок в дверь, порыв
ледяного ветра и на пороге появляется 238.
- Термическая установка что-то барахлит, - говорю я безразличным
тоном. - Взгляни и постарайся найти повреждение, не то мы рискуем замерзнуть
ночью.
Никогда еще я не бывал на такой холодной планете... Она словно
морозильник. Правда, бывает и хуже. Я слышал, что на некоторых планетах
вообще одни только льдины и скалы, словно из стекла. На мой взгляд, эта
область Вселенной слишком холодна. Я не стал бы ссылать сюда и самых опасных
политических преступников. Здесь такой холод, что даже мысли в голове
замерзают. Не могу понять, как это 238 удается лежать на открытом воздухе и
не простужаться.
- Послушай, - говорю я ему, - иди сюда, давай поболтаем немного.
238 кладет инструменты, закрывает шторку термоустановки. Он молодчина,
этот 238! Ему достаточно взглянуть разок, и он тут же находит повреждение.
Жаль только, что он молчалив, всегда ровен и не способен раздражаться. А я
как раз хотел бы с кем-нибудь поссориться: ничего другого не остается, чтобы
преодолеть скуку. Но 238 не поймаешь на удочку, он всегда безмятежен, он не
обижается, даже когда я называю его только номером.
- Объясни мне, - спрашиваю я с некоторой иронией, - тебе и в самом деле
правится лежать на этой куче камней?
- Вовсе нет.
- Тогда почему же ты это делаешь?
- Так проще. Я закрываю глаза и пытаюсь представить, будто я дома. Но
солнце здесь словно больное. Даже в полдень не греет...
Я прекрасно его понимаю. Ностальгия, пожалуй, самое тяжелое чувство. Мы
находимся здесь вдвоем уже целую вечность и страшно мучаемся. И что за
работа у нас?! Это, бесспорно, самая неблагодарная и самая неприятная работа
из всех, какие только существуют. Говорят, что она нужна; должен же кто-то
выполнять и эту работу.
- Ну да, мы ведь ветераны, черт возьми! Мы такие неудачники и бедняки,
что, верно, согласились бы и на работу похуже.
238 недоверчиво смотрит на меня.
- Смелее, - говорю я ему, - еще какая-нибудь сотня дежурств, и нас
сменят. Мы вернемся домой, 238. И если только кто-нибудь осмелится при мне
произнести название этой грязной планеты, клянусь, я убью его! Я