"Даниил Натанович Аль. Дорога на Стрельну (Повесть и рассказы о молодых защитниках Ленинграда) " - читать интересную книгу автора

* * *

Ход сообщения на данном участке был самым длинным на нашем фронте.
Тянулся он, как я уже говорил, километров семь. Глубина его была чуть
меньше человеческого роста. Ширина - метра полтора. По этой узкой,
выкопанной в промерзшей земле "улице" шло движение в обе стороны. К
передовой движется пополнение. Роты повзводно трусят внаклонку. Солдаты то
и дело спотыкаются, задевая стволами винтовок земляные стены, а то
невзначай - идущих рядом. Бойцы хозвзводов, тяжело пригибаясь на каждом
шагу, несут на плечах огромные термосы с пищей. Навстречу на волокушах
тянут раненых. В обоих направлениях спешат, в прямом смысле этого слова на
полусогнутых, связные с пакетами, бредут почтальоны с мешками писем.
Встречным в траншее трудно расходиться. Особенно с термосами и с
волокушами. И вообще, долго идти в эдакой тесноте, да еще внаклонку,
нелегко. Но ничего не поделаешь! Немало смельчаков, не пожелавших ползти
кротами по земляному ходу и в нарушение приказа зашагавших поверху, лежат
теперь в снегу по обе стороны траншеи. То тут, то там торчат из-под снега
скрюченные руки, как бы простертые в предупреждение живым... И только
самый уязвимый, самый ценный груз - боеприпасы подвозят к передовым частям
поверху. Грузовики идут, правда, только по ночам, через редкий лесок
километрах в двух от хода сообщения. И бывают же чудеса: до сих пор не
случилось ни одного попадания в машины, груженные снарядами или минами.
Как говорят по этому поводу остряки, "по законам физики снаряд в снаряд
попасть не может, так как одинаково заряженные тела отталкиваются".
Ход сообщения был с достаточной точностью нанесен на карты фашистских
артиллеристов. Вражеские самолеты сфотографировали его с воздуха. Но
прямое попадание в узкую нитку траншеи было почти исключено. У фашистов,
однако, имелся способ добираться до тех, кто идет по траншее. В небе над
ней то и дело вспыхивали разрывы шрапнели. Облачка светлого дыма плыли над
ходом сообщения, а вниз дождем сыпалась начинка шрапнельных снарядов.
Большинство раскаленных "капель" этого дождя проливалось опять же над
пространством справа и слева от хода сообщения. Но часть из них все же
ранила и убивала шедших по нему людей. Мертвых тотчас поднимали из траншеи
и откатывали от ее краев - кого подальше, кого поближе. Тяжело раненных
оттаскивали до ближайшего "кармана", открытого нарочно для таких случаев.
Оттуда их забирали санитары с волокушами. Легко раненные брели в тыл сами
или продолжали путь в свою часть...
Я шел по траншее злой как черт. "Негодяи, - думал я о виновниках
злоупотреблений, вызвавших такую тревогу. - Мародерствуют, жрут там за
погибших... Или, чего доброго, выменивают излишки продовольствия на
водку... И вот из-за этих жуликов я должен брести здесь ночью, в мороз,
согнувшись в три погибели... куда-то на самые куличики фронта!"
На этот раз - я знал это твердо - смягчать ничего не буду. Во-первых,
сам характер злоупотребления уж больно гадкий. Кто же не знает, что
ленинградцы - рабочие, стоящие по двенадцать - четырнадцать часов у
станков, наши матери, жены, дети - все еще ощущают нужду в продовольствии.
Да и бойцам, месяцами безвыходно живущим в промерзших окопах, все еще не
хватает необходимых калорий. И в этих условиях пропивать или втридорога
продавать хлеб и другое продовольствие, получая его на убитых товарищей, -
преступление, не заслуживающее никакого оправдания!