"Рюноскэ Акутагава. Нос" - читать интересную книгу автора

него на сердце, тем длиннее казался ему нос. Тогда монах убирал зеркало в
ящик, вздыхал тяжелее обычного и неохотно возвращался на прежнее место к
пюпитру читать сутру "Каннон-кё".
Монаха всегда очень заботили носы других людей. Храм Икэноо был из
тех храмов, где часто устраиваются церемонии посвящения, читаются
проповеди и так далее. Вся внутренность храма была плотно застроена
кельями, в храмовых банях каждый день грели воду. Посетителей - монахов и
мирян - было необычайно много. Монах без устали рассматривал лица этих
людей. Он надеялся найти хоть одного человека с таким же носом, как у
него, тогда ему стало бы легче. Поэтому глаза его не замечали ни синих
курток, ни белых кимоно, а коричневые шляпы мирян и серые одежды
священнослужителей настолько ему примелькались, что их для него все равно
что не было. Монах не видел людей, он видел только носы... Но носы в
лучшем случае были крючковатые, таких же носов, как у него, видеть ему не
приходилось. И с каждым днем монах падал духом все более. Беседуя с
кем-нибудь, он бессознательно ловил пальцами кончик своего болтающегося
носа, всякий раз при этом краснея, совершенно как ребенок, пойманный на
шалости, каковое обстоятельство полностью вытекало из этого его дурного
душевного состояния.
Наконец, чтобы хоть как-нибудь утешиться, монах выискивал персонажи с
такими же носами, как у него, в буддийских и светских книгах. Однако ни в
одной из священных книг не говорилось, что у Маудгалаяна или у Шарипутры
были длинные носы. Нагарджуна и Ашвагхоша тоже, конечно, оказались святыми
с самыми обычными носами. Как-то в беседе о Китае монах услыхал, будто у
шуханьского князя Лю Сюань-дэ были длинные уши, и он подумал, насколько
менее одиноким почувствовал бы он себя, если бы речь шла о носе.
Нечего и говорить, что монах, ломая голову над пассивными средствами,
пробовал также и активные способы воздействия на свой нос. Тут он тоже
сделал почти все, что возможно. Он пробовал пить настой из горелой тыквы.
Он пробовал втирать в нос мышиную мочу. Но что бы он ни предпринимал, нос
его по-прежнему свисал на губы пятивершковой колбасой.
Но вот однажды осенью один из учеников монаха, ездивший по его
поручению в столицу, узнал там у приятеля-врача способ укорачивать длинные
носы. Врач этот в свое время побывал в Китае и по возвращении сделался
священнослужителем при главной статуе будды в храме Тёраку.
Монах, как полагается, сделал вид, будто вопрос о носах ему
совершенно безразличен, и даже не заикнулся о том, чтобы немедленно
испробовать упомянутый способ. С другой стороны, он как бы мимоходом
заметил, что ему крайне неприятно беспокоить ученика всякий раз, когда
нужно принимать пищу. В глубине души он ожидал, что ученик так или иначе
станет уговаривать его испытать этот способ. И ученик отлично понял
хитрость монаха. И сколь ни претила ученику эта хитрость, на него гораздо
сильнее подействовали, возбуждая его сострадание, те чувства, которые
вынудили монаха к ней прибегнуть. Как и ожидал монах, ученик принялся изо
всех сил уговаривать его испытать этот способ. Как и ожидал ученик, монах
в конце концов уступил его горячим уговорам.
Что касается способа, то он был чрезвычайно прост: нос нужно было
проварить в кипятке и хорошенько оттоптать ногами.
Воду грели в храмовых банях каждый день. Ученик сходил и принес
большую флягу кипятка, такого горячего, что в него нельзя было сунуть