"Борис Акунин. Зеркало Сен-Жермена" - читать интересную книгу автора

Вова.
Томский: Не нужно лишних слов. Будем стреляться или нет?
Пыпа: Из-за паршивой недвижки? Не психуй, Вован. Не первый год
бортами тремся.
Томский: Как угодно. Но вам придется извиниться перед дамой.
Пыпа (быстро, обращаясь к Клавке): Не бери в падлу, цыпа. Пардон и
все такое.
Томский (поворачивается спиной): А теперь вон отсюда.

Пыпа поспешно ретируется, а за ним и телохранители.

Клавка: Круто, Вовик! Кул!

Томский немедленно подлетает к ней и начинает целовать руку,
постепенно продвигаясь все выше.

Клавка: Вон ты какой! А, пропадай все пропадом. Была я дурой, так
дурой и проживу. Зато с кайфом! Хрен с ним, с бартером. Вези, Вовчик, в
твое Отрадное! А хочешь ко мне, на улицу Десятилетия Октября? Ближе ехать.
Томский (мечтательно): Десятилетие октября! Какое поэтичное,
декадентское сочетание! Видно, октябрь был какой-нибудь особенно памятный?
Клавка (ласково): Эх ты, поселок городского типа. Чему тебя только в
школе учили. Ничего, я сделаю из тебя человека. Будет тебе и "Декамерон",
и "Пигмалион", в одном флаконе.

Треплет Томскому чуб, потом берет за руку и решительно ведет к выходу.

Свет гаснет.
Занавес.

Конец первого действия

ВТОРОЕ ДЕЙСТВИЕ

Никакой туфты
(1901 год)

Кабинет Томского, в который вернулась вся мебель. У стены три
огромных щита, завешенных драпировками. Через открытую дверь доносятся
трели балалайки, лирически исполняющей что-нибудь из репертуара Газманова
или группы "Любэ".
Входят Вован и Солодовников.

Солодовников: Почтеннейший Константин Львович, после ошеломляющего
успеха ваших сушеных картофельных чистков я готов поверить во что угодно.
Можете рассчитывать на неограниченный кредит.
Вован: "Чистков", блин! Чипсов! Тормозной ты какой-то. Веник.
Солодовников (сухо): Константин Львович, я, кажется, просил называть
меня по имени-отчеству. Мне не по душе ваше гусарское амикошонство. Я вам
не "Веник", а Вениамин Анатольевич.