"С.Т.Аксаков. Очерки " - читать интересную книгу автора

шестидесятилетний старик: вышли в свет "Записки об уженье рыбы" и "Записки
ружейного охотника Оренбургской губернии".
Еще в ребячестве моем я получил из "Детского чтения" понятие о
червячках, которые превращаются в куколок, или хризалид, и, наконец, в
бабочек. Это, конечно, придавало бабочкам новый интерес в моих глазах; но и
без того я очень любил их. Да и в самом деле, из всех насекомых, населяющих
божий мир, из всех мелких тварей, ползающих, прыгающих и летающих, - бабочка
лучше, изящнее всех. Это поистине "порхающий цветок", или расписанный
чудными яркими красками, блестящими золотом, серебром и перламутром, или
испещренный неопределенными цветами и узорами, не менее прекрасными и
привлекательными; это милое, чистое создание, никому не делающее вреда,
питающееся соком цветов, который сосет оно своим хоботком, у иных
коротеньким и толстым, а у иных длинным и тоненьким, как волос, свивающимся
в несколько колечек, когда нет надобности в его употреблении. Как радостно
первое появление бабочек весною! Обыкновенно это бывают бабочки крапивные,
белые, а потом и желтые. Какое одушевление придают они природе, только что
просыпающейся к жизни после жестокой, продолжительной зимы, когда почти нет
еще ни зеленой травы, ни листьев, когда вид голых деревьев и увядшей
прошлогодней осенней растительности был бы очень печален, если б благодатное
тепло и мысль, что скоро все зазеленеет, зацветет, что жизненные соки уже
текут из корней вверх по стволам и ветвям древесным, что ростки молодых трав
и растений уже пробиваются из согретой влажной земли, - не успокоивала, не
веселила сердца человеческого.
В 1805 году, как известно, был утвержден устав Казанского университета,
и через несколько месяцев последовало его открытие; между немногими
преподавателями, начавшими чтение университетских лекций, находился
ординарный профессор натуральной истории Карл Федорович Фукс, читавший свой
предмет на французском языке. Это было уже в начале 1806 года. Хотя я
свободно читал и понимал французские книги даже отвлеченного содержания, но
разговорный язык и вообще изустная речь профессора сначала затрудняли меня;
скоро, однако, я привык к ним и с жадностью слушал лекции Фукса. Много
способствовало к ясному пониманию то обстоятельство, что Фукс читал по
Блуменбаху, печатные экземпляры которого на русском языке находились у нас в
руках. Книга эта, в трех частях, называется "Руководство к естественной
истории Д. Ион. Фридр. Блуменбаха, Геттингенского университета профессора и
великобританского надворного советника, с немецкого на российский язык
переведенное истории естественной и гражданской и географии учителями:
Петром Наумовым и Андреем Теряевым, печатано в привилегированной типографии
у Вильковского. В Санктпетербурге 1797 года".
Между слушателями Фукса был один студент, Василий Тимьянский, который и
прежде охотнее всех нас занимался языками, не только французским и немецким,
но и латинским, за что и был он всегда любимцем бывшего у нас в высших
классах в гимназии преподавателя этих языков, учителя Эриха. Эрих был сделан
адъюнкт-профессором и читал в университете латинскую и греческую литературу.
Личность адъюнкта Эриха, который, как все говорили, имел глубокие познания в
древних и новых языках, была в высшей степени карикатурна и забавна, а
русский язык он так коверкал, что без смеха нельзя было его слушать.
Впрочем, к русскому языку он обращался только в крайности, видя иногда, что
ученик не понимает его, хотя он для лучшего уразумения прибегал уже ко всем
ему известным языкам. Эрих даже и фамилии наши переиначивал по-своему.