"Константин Сергеевич Аксаков. Три критические статьи г-на Имрек" - читать интересную книгу автора

Г. Достоевский не явил в своей повести, как в целом, художественного
таланта. Это, конечно, первая его повесть" но в первых попытках истинного
художника почти всегда уже виден его талант и свойство этого таланта, - эта
искренность творчества, которая так неотъемлемо принадлежит ему. Но итого мы
не видим в повести вообще у г. Достоевского; в ней нет этого бесцельного,
творчества. В одном журнале было замечено, что в его повести есть
филантропическая тенденция; мы согласны с этим; это тенденция высокая и
прекрасная, но это-то и мешает произведению быть изящным. Картины бедности
являются во всей своей случайности, не очищенные, не перенесенные в общую
сферу. Впечатление повести тяжелое и частное, потому проходяще и не
остающееся навсегда в вашей душе.
Но, мы сказали, в г. Достоевском есть что-то, что выше разряда не
художественных талантов; где же его проявление, если в его повести нет
художественного достоинства?
В отдельных местах, истинно прекрасных. Хотя, конечно, творчество
является в целом, но отдельные места могут быть прекрасны сами по себе и
даже художественны; художественный талант может быть такой, которому по
силам только эти отдельные места и не более. Укажем на Диккенса, разумеется,
не думая нисколько сравнить его с г. Достоевским; у Диккенса именно
художественны отдельные места, которыми он напоминает Гоголя, тогда как
целое, по большой части, у него искусственно. В повести г. Достоевского
очень хороши некоторые черты в характере бедной девушки; много прекрасного в
истории студента Покровского и т<ак> д<алее>. Выпишем несколько строк из
дневника бедной девушки:

"Осенний вечер я любила больше, чем утро. Я помню, в двух шагах от
нашего дома, под горой, было озеро. Это озеро - я как будто вижу его
теперь, - это озеро было такое широкое, ровное, светлое, чистое, как
хрусталь. Бывало, если вечер тих - озеро покойно; на деревах, что по берегу
росли, листком не шелохнет, вода неподвижна, словно зеркало. Свежо! холодно!
Падает роса на траву, в избах на берегу засветятся огоньки, стадо пригонят -
тут-то я и скользну тихонько из дому, чтобы посмотреть на мое озеро, и
засмотрюсь бывало. Какая-нибудь вязанка хворосту горит у рыбаков у самой
воды, и свет далеко-далеко по воде льется. Небо такое холодное, синее, и по
краям разведено все красными, огненными полосами, и эти полосы все бледнее и
бледнее становятся; выходят месяц; воздух такой звонкой, порхнет ли
испуганная пташка, камыш ли зазвенят от легонького ветерочка, или рыбка
всплеснется в воде, - все бывало слышно. По синей воде встает белый пар,
тонкий, прозрачный. Даль темнеет: все как-то тонет в тумане, а вблизи так
все резко обточено, словно резцом обрезано - лодка, берег, острова; бочка
какая-нибудь, брошенная, забытая у самого берега, чуть-чуть колышется на
воде, ветка ракитовая с пожелтелыми листьями путается в камыше, - вспорхнет
чайка запоздалая, то окунется в холодной воде, то опять вспорхнет и утонет в
тумане - я засматривалась, заслушивалась, - чудно хорошо было мне. А я еще
была ребенок, дитя!
Я так любила осень, - позднюю осень, когда уже уберут хлеба, окончат
все работы, когда уже в избах начнутся посиделки, когда уже все ждут зимы.
Тогда все становится мрачнее, небо хмурится облаками, желтые листья стелятся
тропами по краям обнаженного леса, а лес синеет, чернеет - особенно вечером,
когда спустятся сырой туман, и деревья мелькают из тумана как великаны, как