"Игорь Акимов, Виктор Клименко. О мальчике, который умел летать, или путь к свободе " - читать интересную книгу автора

к такой сентенции?
С юмором.
Ведь он знает, как он это сделал. С чего началось. Все этапы. Знает,
чего это стоило. Все перед глазами. Все земное и понятное - для него. Но это
знание не в обычном смысле (словесное) ясное и конкретное; его знание нельзя
передать словами, потому что это знание-чувство. Оно родилось в
кульминационный момент работы, родилось как озарение - из которого потом
выкристаллизовалась мысль. Ну, а чтобы материализовать эту мысль, ничего,
кроме мастерства, уже не требовалось. Руки сами делали.
Напоминаем: это мы говорили о 9/10 талантливых людей, о тех, для кого
талантливая работа естественна, но по причине ее практичности, предметности,
материальности лишена необходимости самоанализа. Но ведь есть еще и
"творческие профессии". Уже упомянутые поэт и композитор, их приятели
художник и актер - их труд немыслим без самоанализа, без неустанных попыток
постичь душу - свою и других людей.
Давайте договоримся сразу, что о бездарях (даже добившихся сколь угодно
громкой славы) мы речи не ведем; самого по себе - работника наедине с
материалом и с потребностью (необходимость - это совсем другое!) его
переработать. Самоанализ - необходимое условие успеха их работы. В отличие
от талантов - мастеровых, они осознанно сосредоточены на решении проблемы
"как" ("что" - для них только повод). Естественно предположить, что они
больше думали о причинах и источниках вдохновения; значит - и о Боге,
поскольку это самая простая из версий.
Предположим, что они и есть 1/10 оставшихся талантов.
Чем могут удивить поэт, композитор, актер?
Оригинальной мыслью? Вряд ли. Ведь талант хоть и не каждый день
встречается - это все же ординарное явление. А оригинальная мысль возникает
реже, чем крупный алмаз. Не зря говорят, что новая мысль - это хорошо
забытое старое. Так неужели вся доблесть таланта в том, что он из-под
многометровой пыли раньше других выгребет подзабытую вавилонскую мыслишку? И
неужели этой мыслью мы можем быть потрясены, неужели мы будем рыдать над
нею, носить ее под сердцем и умиляться всякий раз, когда почувствуем, как
она вновь начинает нас жечь?..
Конечно, это чепуха. Конечно, и мысль может на нас подействовать, но
длится это недолго: минуту, полчаса, максимум - до сна, а утром если мы и
вспомним о ней, то холодно и с недоумением: и с чего это я накануне так
разгорячился?
В таком случае, может быть, эти таланты удивляют формой?
С этим мы тоже встречаемся постоянно. Если поэт или художник или актер
говорит: "Я ищу свой самобытный стиль, свои средства выразительности, свою
психомасть на других" - на наш с вами язык это переводится так: "я не
талантлив; но мне так хочется быть неотличимым от талантов! Так хочется,
чтобы меня заметили, чтобы говорили обо мне; пусть ругают последними
словами - лишь бы выделили из толпы!"
Экстравагантность - их наглый таран, которым они хотят пробить стены 1)
отрицательного неприятия, 2) равнодушия талантов, 3) раковин, в которых
прячемся мы с вами; прячемся, впуская (да и то небольшими порциями) лишь
созвучное нашей душе. Их успех - оказаться на виду. Иногда им это удается,
но очень ненадолго: уже назавтра экстравагантность превращается в
банальность. Когда пустая бочка докатывается до напуганных громом зрителей,