"Акрам Айлисли. Над Курой, в теплых лесах" - читать интересную книгу автора

Кадыр изо всей силы бил себя в грудь, с хрипом вышибая из себя каждое
слово.
- Что, не рад?! Или сил нету радоваться. А может, ты помираешь?! Не
помирай, отец! Не помирай! Пусть они дохнут! Их вон сколько!
А старик был рад ему, господи, как он был рад! Глаза у него блестели.
Он пытался обнять Кадыра, тянул к нему дрожащие руки.
Кадыр опустился на колени, старик обхватил его голову, заплакал.
Кадыр понял, что и он сейчас зарыдает, отвел глаза, встал, взглянул на
Салтанат, комочком сжавшуюся в углу.
- А мать-то где ж? - спросил он ее.
- Нету ее больше, сынок, - ответил старик, а Салтанат всхлипнула в
своем углу и тут же испуганно притихла.
Помолчали - то ли в память покойной, то ли потому, что не было слов...
Трудно было нарушить эту тишину, но и не нарушить ее было невозможно.
- Ладно, отец, ты уж прости, а дочку я твою заберу!
- Забирай, сынок, забирай! - сразу оживился старик. - Разве я что!..
Твоя жена, в твоем доме и жить! Я ей, глупенькой, толковал, толковал: иди,
мол, дочка, в такую поздноту дома быть положено. - Он говорил совсем другим,
почти что бодрым голосом. - Бери ее, сынок, бери, родной, и дай вам бог!.. А
я что, я не сегодня завтра отойду. И то уж одной ногой в могиле. А как у вас
на лад пойдет, мне и помирать легче...
Старик уронил голову на подушку. Теперь он лежал, спокойно глядя в
потолок: боже мой, сколько света может уместиться в двух маленьких
подслеповатых глазах!.. Потом снова приподнялся на локте.
- Ты чего расселась? - сказал старик, и так он это сказал, что Салтанат
сразу вскочила и покорно направилась к двери. Она ждала, а Кадыр все не мог
оторваться, не мог уйти от света этих сияющих маленьких глаз - старик словно
все еще что-то говорил ему. И долго так было, и вроде все уже было сказано,
и только одно слово осталось, и это последнее слово старик крикнул вдогонку,
когда Кадыр был уже в дверях:
- Сынок! Ты отравы-то этой поменьше пей!.. А!.. Поменьше, сынок,
поменьше!..

А потом он увидел деревню, освещенную чистой, свежей луной. И под этой
чистой свежей луной впереди него шла Салтанат. Шла молча, скрестив на груди
руки, сжавшись под огромным платком. И Кадыр был бесконечно благодарен этой
женщине, молча шедшей впереди него по этой залитой лунным светом улице,
благодарен за то, что идет впереди него, за то, что она человек, что не
стала поносить его при отце. "Умница, Салтанат, умница, что встала, что сама
пошла, что не стала срамить перед отцом..."
На улицах было пусто, в окнах горел свет. Возле правления на высоком
столбе играло радио, и то, что оно там играло, не имело ни малейшего
отношения ни к этой деревне, ни к улицам, залитым чистым лунным светом, ни к
узким каменистым дорогам, ни к этой луне, ни к звездам. Они шли молча, слыша
дыхание друг друга. Прошли чайхану, спящую под большим замком, миновали
лавку, усталые тихие улицы, Аршадов дом. Побрехивали собаки, не умолкая
квакали лягушки.
Салтанат и во двор вошла молча. Они поднялись на айван, прошли в
коридор. И только тут Салтанат остановилась, прислонясь к косяку. Кадыр
зажег лампочку в коридоре, потом в комнате. Потом подошел к Салтанат.