"Акрам Айлисли. Майский день" - читать интересную книгу автора

под ним и скрипела долго, а когда кончила скрипеть, собака тоже затихла.

Мердан лежал на кровати, курил, глядел на холодную сероватость окон,
еще не слившуюся со всеобщим мраком, и ждал, чтобы кончился вечер. Ждал,
когда деревня заснет и можно будет встать, затопить печку и сварить
Джульбарсу похлебку. Но страшная мысль - мысль о том, что Джульбарс умрет и
он больше никогда не услышит его заливистого лая, - не давала ему покоя.
Если бы кто-нибудь мог понять, чем был для Мердана этот веселый, громкий
собачий лай!..
Где бы ни был Мердан: на улице, в поле, у чайханы, - заслышав
Джульбарса, он сразу становился сильней, веселей, смелее... Беззаветную
преданность и несокрушимую веру слышал он в этом звонком лае. В лае
Джульбарса была любовь, восторженная, неизменная, вечная. И этот лай
напоминал Мердану самый счастливый в его жизни день: школьный двор и Зехра,
и только что распустившаяся сирень... Джульбарс был тогда щенком, он в тот
день еще и лаять не умел. А вырос и научился, и лаял так весело, так
беззаботно, так радостно, что, слушая его, Мердан каждый раз вспоминал тот
день, светлый, прозрачный, пахучий... Было Первое мая. В школьном дворе
громко играла музыка, Зехру позвали танцевать. Она не пошла. Она поглядела
на него и потупилась. Вообще-то они переглядывались давно, три года только и
делали, что переглядывались, но этот взгляд был не такой. Этот проник
насквозь, в самое сердце и остался там навсегда: всю жизнь мучить, всю жизнь
согревать... Он так и ходил весь день с этим теплом в сердце. В полдень
Мердан и еще несколько десятиклассников взяли в лавке пол-литра, прихватили
закуску и пошли в лес. Как он там вопил в лесу - вспомнить страшно: до сих
пор в ушах эти радостные, сумасшедшие вопли; и не только в ушах, но и где-то
внутри... Не переставая кричать и петь, они отправились в соседнюю деревню.
Вот тогда и взял Мердан у баштанщика своего Джульбарса. Новые ботинки за
кутенка отдал, босиком в деревню явился.
Ему крепко досталось от Сафуры за ботинки. Очень даже крепко. Но
странное дело: когда, без малейшего колебания отдав баштанщику ботинки, он
босиком отправился домой, не было у него под ногами ни колючек, ни острых
камней, - он ступал в блаженной пустоте, сотканной из света, надежды и
радости, и стоило ему теперь, лежа на кровати, чуть шевельнуть пальцами,
ноги сразу погружались в теплую и мягкую пустоту... А в руках у него щенок.
Мягкий, пушистый собачий детеныш...

Щенок рос удивительно быстро, за три месяца вымахал в здоровенную
псину: толстолапый, громкоголосый, на редкость жизнерадостный пес. Джульбарс
не только весело глядел, весело прыгал и махал хвостом - каждая шерстинка
его отливала весельем и радостью. Мердан не держал собаку на привязи -
незачем, Джульбарс никуда со двора не убегал, а когда они ходили с Мерданом,
ни на кого и не гавкнул ни разу. Вообще в его обращении с людьми было что-то
непостижимо человеческое. С женщинами он всегда был сдержан и почтителен,
никогда не пытался заигрывать. Гонял и возился он только с мальчишками, и то
лишь со смелыми. Трусов Джульбарс узнавал с первого взгляда и больше их не
замечал, видимо, за людей не считал. А вот над маленькими пугливыми
девочками Джульбарс любил подшучивать: взглянет на девочку, отвернется -
вроде она ему ни к чему, а сам так и крутит, так и бьет хвостом... Мердан
каждый раз со смеху помирал, глядя на эти фокусы. Другой собаки ему и не