"Михаил Ахманов. Шутки богача (Крысолов #2)" - читать интересную книгу автора

голосами, спускают штаны, мочатся. Каргин, невидимый призрак, грозит им
кулаком, скрипит зубами, потом запрокидывает голову, смотрит в небо - там,
на сером облачном покрывале, расплывается багряный круг. Чужое небо,
злое...
Кто-то тронул его за плечо, и он очнулся. - Please, sir, fasten your
belt... Миловидное личико хрупкой чернокожей стюардессы маячило перед ним;
правую щеку, заставляя щуриться, грело солнце. Каргин моргнул, потом, как
было ведено, нашарил пряжку, застегнул ремень, повозился в кресле, косясь
в иллюминатор: небеса за бортом самолета сияли чистой бирюзой, плыли в них
белые полупрозрачные перышки облаков, и где-то вдали, на востоке, вставал
над хребтом Сьерра-Невада золотистый и ласковый солнечный диск. Мерно
гудели моторы, "боинг"с буйволиным упорством таранил воздух, зевали
проснувшиеся пассажиры, стюардессы голубыми тенями скользили в проходах,
склонялись над дремлющими, улыбались, щебетали. Ночь закончилась, а вместе
с ней подходил к концу рейс Нью-Йорк - Сан-Франциско.
"Плохой сон, афганский", - подумал Каргин, разминая затекшую шею. В
Афгане ему не довелось повоевать, а в других местах - скажем, в Боснии или
Руанде - он не видел, как людей живыми закапывают в землю. В Боснии
стреляли, в Руанде жгли, в Заире душили стальной проволокой, а в Никарагуа
контрас втыкали мачете под ребра и резали наискось живот, как в фильмах
про японских самураев. Об этом эпизоде, об израненных пленных, закопанных
живьем, ему рассказывал отец. Случилось это в начале восьмидесятых, когда
старший Каргин, уже генерал-майор и командир бригады, собирался к новому и
последнему месту службы - на родину, в Краснодар. Младший в те годы
осваивал воинскую науку в Рязанском училище ВДВ и, по молодости лет,
мечтал о ратных подвигах и благородной миссии воина-интернационалиста.
Правда, недолго: месяцев через восемь его отправили стажироваться на
Кубу,а после - в Никарагуа, где все иллюзии испарились под жарким
тропическим солнцем. Подарок от контрас пуля в плечо-этому тоже
поспособствовал. Рана долго не заживала, начались воспаление и лихорадка;
месяц Каргин провалялся в бреду в лесном лагере сандинистов, пока его не
вывезли в Гавану.
С той поры снился ему временами сон о закопанных солдатах, и было им
замечено, что сновидение это не к добру - вроде бы вещее, к большой крови,
но непонятно чьей, своей либо чужой. Кровь лилась всюду, где он побывал,
но с особым обилием в Африке, в Анголе или той же Руанде, когда его группа
штурмовала вместе с бельгийскими парашютистами Кигали, руандийскую
столицу. А через год, в девяносто пятом, он снова увидел тот же сон - в
Боснии, под Сараево. Там подразделения Легиона вели диверсии и разведку, и
Каргин вместе со своими солдатами угодил под бомбы, когда авиация НАТО
равняла сербские позиции с землей. Его контузило, а вдобавок пара осколков
прочертила кровавые полосы на скуле под глазом и под левой ключицей. К
счастью, контузия оказалась легкой, а шрам на скуле был невелик и мужского
обаяния Каргина не портил...
"Боинг" устремился вниз, и под крылом промелькнули река среди
изумрудных берегов, серебристая поверхность залива, похожего на наконечник
копья, и длинные мосты, казавшиеся сверху стальными блестящими рельсами,
усеянными армадой цветных жучков-автомобилей. Через минуту-другую из
утренних туманов выплыл город: улицы, круто сбегавшие к воде, бесчисленные
трубы и дома, зеленые деревья, желтые пляжи и небоскребы - не столь