"Эмиль Ажар. Псевдо" - читать интересную книгу автора

Здесь мне все-таки надо поделиться с вами некоторыми подозрениями.
Объяснить, почему мы друг друга ненавидим, несмотря на такую взаимную
любовь.
Тонтон-Макут никогда не скрывал от меня, что, несмотря на всякие узы
крови, он очень любил мою мать. Я почти точно знаю, что они спали друг с
другом, мне назло и чтобы я потом расхлебывал последствия. Это могло бы все
объяснить. И почему я похож на Тонтон-Макута -не внешне, тут он принял меры
предосторожности, а морально. Потому что если меня гложет такая потребность
в Авторе, так это потому, что я сын человека, всю жизнь продержавшего меня в
состоянии безотцовщины. Не надо забывать, что Тонтон-Макут в юности погиб на
войне, но потом как-то устроился. Поэтому я часто чувствовал себя яблоком от
яблони, и фигурально это выводило меня из себя, в прямом смысле слова это
невозможно. Из своей биологической шкуры живым не выскочишь.
Я как-то ему на это намекнул, он чуть не подавился.
- Ты совершенно спятил. Я любил твою мать как сестру.
- Это еще больше похоже на кровосмешение, это еще гаже.
- Ты не мой сын! Подлая клевета!
С его стороны это было не очень красиво - так брезгливо ко мне
относиться. Если для него унижение, что я его сын, значит, я и вправду мало
кому делаю честь.
- Твоя мать была святая!
Да, но только знаю я его. Он греховодник, каких мало. Трахнуть святую -
наверняка было мечтой его жизни. Только чтобы не снимала нимба и монашеской
одежды, и вперед. На нем просто пробы негде ставить. Только ему может прийти
в голову такая мысль.
Не знаю, передаются ли по наследству приобретенные свойства, но если
да, то мне досталось целое состояние. Когда я прибыл в Копенгаген, мне сразу
стало лучше: вокруг туман, и ничего не видно.
Я, правда, чуть не попал в драку в аэропорту, когда хотел поцеловать
датского таможенника. Я был в состоянии типичной эйфории. Несмотря на все
улики, накопившиеся против и собранные в основном "Международной амнистией",
врачи признали, что я не отвечаю за свои поступки и, значит, невиновен в
совершенных мною преступлениях. Сколько мне пришлось хитрить и
изворачиваться, сколько нужно было внутреннего вранья, симуляции и как бы
вроде чего-то такого! Только журналисты, разоблачившие меня в ноябре 1975
года, при объявлении литературных премий, и решившие, что я - вымышленное
лицо, мистификация, коллективное творчество и подмена, - только они могут
оценить.
Датчане говорят на иностранном языке, мы друг друга не понимали, и я
чувствовал, что отношения у нас сложатся хорошие. Мне они показались очень
не похожими на меня, значит, мы поймем друг друга. Таможенник даже не открыл
мой чемодан, набитый взрывчаткой из новостей и средств массовой информации,
тогда как раз в Северной Ирландии от взрывов бомб гибли женщины и дети. Я
весь набит взрывчаткой и чувствую, что вот-вот взорвусь. Я уже несколько раз
предупреждал себя анонимными звонками, чтобы успеть вовремя очистить
помещение. Состояние общей тревоги.
Когда я увидел, что датский таможенник мне верит и не требует
открываться, я растрогался до слез. И решил его поцеловать, потому что я
жутко боюсь таможенников, обысков, досмотров и почувствовал огромное
облегчение и благодарность.