"Эмиль Ажар. Голубчик (роман) " - читать интересную книгу автора

бок о бок с удавом длиной в два метра двадцать сантиметров, который больше
всего на свете любит обвивать человека с головы до ног. Но дело в том, что
мадемуазель Дрейфус сама негритянка. И несомненно, гордится своим
происхождением, корнями и природным окружением. Она из Французской Гвианы, о
чем свидетельствует ее имя: тамошние уроженцы часто присваивают имя Дрейфус
в память о местной знаменитости и для привлечения туристов. Невинно
осужденный капитан оттрубил там почем зря пять лет, прежде чем его
невиновность воссияла на весь мир. Я прочитал о Гвиане все, что только можно
разыскать при большой любви, и узнал, что эту фамилию приняли пятьдесят две
черные семьи из соображений патриотизма и расизма в армии в 1905 году. А так
кто их заденет? Когда однажды некий Жан-Мари Дрейфус был осужден за кражу,
это едва не повлекло за собой революцию: посягнули на национальную святыню!
В общем, я завел африканского питона без всякого умысла, а не в оправдание и
объяснение того, почему я живу один, почему у меня нет женщины и друзей
среди себе подобных. Между прочим, начальник сам не женат, и у него нет даже
удава. Собственно, предложения я еще не делал, и хотя дело только за удобным
случаем, а он может представиться нам с мадемуазель Дрейфус в любой момент,
правда и то, что удавы, как правило, внушают брезгливость, отвращение, ужас.
Требуется - я сознаю это и не впадаю в отчаяние, - требуется, говорю я,
некое избирательное сродство, общие культурные корни, чтобы молодая женщина
согласилась терпеть столь весомое доказательство любви. Именно на это я и
уповаю. Возможно, я выражаюсь несколько туманно, но в Большом Париже
насчитывается десять миллионов жителей, не считая приезжих, так что, даже
решившись обнародовать крик души, приходится соблюдать осторожность и о
главном умалчивать. Кстати, Жан Мулен и Пьер Броссолет потому и были
схвачены, что выдали себя, пойдя на контакт с посторонними.
Или вот еще из той же оперы: как-то раз в метро на станции "Ванвские
ворота" я сел в пустой вагон, только один пассажир сидел в уголке. Я сразу
увидел, что, кроме него, в вагоне никого нет, и, естественно, сел рядом. Мы
сидели и молчали, томясь от неловкости. Вокруг полно свободных мест, а мы --
бок о бок, щекотливая ситуация. Я чувствовал, что еще немного - и мы оба
пересядем, но крепился, потому что понимал: вот оно, самое кошмарное. Я
говорю "оно" для ясности. И тогда мой сосед, желая разрядить обстановку,
поступил очень просто и мудро: вынул из бумажника пачку фотографий и стал
показывать мне одну за другой, как будто знакомил друга с семейным альбомом.
- Вот эту корову я купил на прошлой неделе. Джерсейской породы. А эта
свинья
тянет триста кило. Как они вам?
- Просто загляденье, - ответил я растроганно и подумал обо всех, кто
ищет и
не находит друг друга. - Вы фермер?
- Нет, это я так, - ответил он. - Просто люблю природу.
К счастью, мне было пора выходить, а то мы уже так далеко зашли во
взаимной откровенности, что дальнейшее продвижение было бы затруднительно по
причине внутренних барьеров.
Уточню для ясности: я вовсе не отступаю от темы--как пошел, так и иду в
"Рамзес" советоваться с аббатом Жозефом, но в соответствии с предметом
исследования следую удавьей манере передвижения. Удавы ползают не по прямой,
а петлями, бросками, извивами, спиралями, свиваясь и развиваясь, образуя
кольца и узлы, стало быть, то же должен прилежно проделывать и я. Чтобы