"Анатолий Афанасьев. Грешная женщина ("Первый визит сатаны" #2)" - читать интересную книгу автора

друга. Водил по дому, по саду чужих, скорее всего, хватких людей, пытался
подать товар лицом, что-то хмуро балабонил; и от каждого деревца, от каждой
грядки, от каждой полочки в доме отлегало на меня родное, затрудненное
батюшкино дыхание. Да и сам я именно здесь, как нигде, бывал когда-то
молодым, сильным и полным надежд. По кому справлял я нынче тризну этим
зловещим предательством? По отцу ли с матерью, по себе ли, дураку?
Если бы не Татьяна, я бы, возможно, разрыдался горючими рыданиями
извечного русского несчастливца, обнаружившего на склоне лет, что он и не
жил вовсе.
Татьяна отвлекла меня от леденящей хандры. Ее присутствие действовало
бодряще. Держала она себя приветливо, но без малейшего намека на вероятную
случку. А я как раз с того лихого виража на шоссе больше ни о чем другом и
не думал. Ее движения были изумительны: точны, бесстрастны. Во всех ее
словах было нечто более значительное, чем их смысл, - в каждом сквозила
магия вызывающе женственной природы. Встречаясь с ее голубым, невинным
взором, я словно наталкивался на некий хрустальный экран, скрывающий ее
сущность. Это тревожило меня. Понимал, что я ей никак не пара. Она не с
такими мужиками привыкла спать. Вот невозмутимый, сдержанный Армен, конечно,
подходил ей куда больше. Его поддельно интеллигентный, восточный облик был
обманчив. Упорный, знающий себе пену самец, с плечами и туловищем борца.
Разумеется, при необходимости он в любой момент мог выложить на стол на
выбор либо пистолет, либо тысчонку-другую зелененьких. Я уж таких нагляделся
в последнее время. Нахрапом они заполнили Москву. В фирме "Примакс", как я
понял, он служил то ли делопроизводителем, то ли телохранителем на выезд. От
него исходило скромное очарование наемного убийцы. Я бы поостерегся ночевать
с ним наедине в закрытом помещении. На Татьяну он поглядывал
покровительственно, но явно был при ней в подчиненном положении. Это была
по-своему любопытная ситуация, но мне недосуг было в ней копаться. Я хотел,
чтобы этот день поскорее закончился, хотел очутиться дома, включить
программу новостей, завалиться в постель и под хрустящую таблетку родедорма
выдуть на ночь пару-тройку пива.
Осмотр занял у нас около часа, а потом Татьяна предложила перекусить
перед обратной дорогой. Армен сходил к машине за своей спортивной сумкой,
которая оказалась бездонной. Мы устроились в беседке, где я сотни раз сидел
в кругу родных людей и где по стенам тянулась причудливая "византийская"
роспись, плод моих собственных неудачных попыток овладеть искусством
выжигания по дереву. Но никогда этот стол, незамысловатый, как вся моя
прежняя жизнь, не видел такого "престижного" подбора закусок. Десяток
консервных банок с яркими американскими и европейскими наклейками вмиг
превратили его в роскошный, но немного похабный (учитывая сопутствующую
деревенскую атрибутику) натюрморт, в который изысканную краску добавила
горка киви, громадная пластиковая бутыль с апельсиновым соком, бутылка
"Камю", лаваш и притягательный для детских глаз буро-зеленый колючий ананас.
Армен задумчиво и строго орудовал консервным ножом, тоже гуманитарного вида,
выполненным под уменьшенный в размерах ятаган янычара. В банках были
ветчина, сыр, паштеты и всякая рыбная мелочь, вроде семги в масле. Ко всему
этому великолепию, чтобы не прослыть нахлебником, я добавил лучку и
укропчику с грядки. У меня аппетита не было, для приличия я сжевал пару
ломтиков пресной ветчины, кусочек сыра, зато с удовольствием выдул кружку
сока и выкурил предложенную Арменом сигарету "Мальборо".