"Алексей Аджубей. Те десять лет " - читать интересную книгу автора

предложили поехать в Благовещенск-на-Амуре, поближе к китайской границе, а
затем - в Тамбов. Я наотрез отказался куда-либо уезжать. К этому времени я
уже около пяти лет работал в журнале "Советский Союз".
Вечером, узнав о проработке Никиты Сергеевича в ЦК, мы поняли, что
тройное давление направлялось к одной цели: Хрущев должен замолчать!
И Хрущев прекратил работу над своими воспоминаниями...
В конце лета 1988 года к нам в дом пришла американская супружеская
пара - Грегори Фрейдин и Виктория Боннел. В Москве они были в командировке,
работали в библиотеках, архивах. Преподаватели Калифорнийского университета
интересовались нашей историей и литературой: Гриша - поэзией Мандельштама, а
Вика - русским революционным движением. Оба они хорошо знали русский язык, и
разговор касался самых различных тем. Наконец, дошли до главного. Моя жена
спросила, нет ли какой-либо особой причины, вызвавшей желание побывать у
нас? Ответил Гриша: "Хотелось рассказать вам, что я был переводчиком второго
тома воспоминаний Никиты Сергеевича, часами слушал запись его голоса, вникал
в суть, улавливал интонации. Мой визит - дань уважения вашему отцу. Надеюсь,
его размышления будут опубликованы на Родине, ведь Хрущев, конечно, хотел
этого. Его диктовка - уникальный политический и человеческий документ,
редкий для нашего сложного времени. В нем не чувствуется ни субъективных, ни
объективных форм давления, и он привлекает своей искренностью".
Наш гость рассказал немало подробностей. Голос звучал на фоне птичьего
щебета, иногда слышался шум самолетных двигателей - диктовал Никита
Сергеевич на даче. Здесь он жил практически безвыездно, а в московской
квартире в Староконюшенном переулке, близ старого Арбата, за все отставные
годы переночевал всего несколько раз. Но главное, на что обратил внимание
переводчик, - странные пробелы, паузы в диктовке Хрущева. Грегори Фрейдин
считал их неслучайными. Пленка, оказавшаяся в Америке, была предварительно
процензурована. Идет рассказ о каком-либо эпизоде, и там, где по смыслу
ждешь деталей, перечисления имен, звук исчезает на полуслове. Минута за
минутой идет пустая пленка, а потом голос Хрущева возникает вновь.
С пленки текст перепечатали, перевели на английский язык, несколько
сократили. В 1971 году вышел первый том, в 1974-м - второй.
Книга издана на 16 языках, и размышления Хрущева, политика и человека,
итожившего пережитое, стали достоянием широкой мировой общественности.
Пленки и другие материалы переданы на хранение в фонд Гарримана. Они
доступны, с ними продолжают работать все, кого интересует советская история.
И хотя до сих пор остаются таинственными обстоятельства "переброски" пленок
Хрущева в Америку, хотя сам факт выхода мемуаров за рубежом укоротил жизнь
Никиты Сергеевича, не умалишь и другого - книга существует...
Хрущев в руках ее никогда не держал.
Я вошел в семью Хрущева сорок лет назад, в 1949 году, женившись на его
дочери Раде. Ей было двадцать, мне двадцать пять лет. Мы учились в
Московском университете, готовились стать журналистами. По молодости не
заглядывали далеко вперед. Мог ли я предположить, что из молодежной
"Комсомольской правды" перейду в солидную, официальную газету "Известия", на
должность главного редактора?! И уже вовсе нелепой показалась бы мне мысль о
возможной работе вблизи Никиты Сергеевича.
Во время частых поездок Хрущева по стране и за границу его обычно
сопровождала небольшая группа журналистов. В Москве, когда возникала
необходимость в подготовке и редактировании речей Никиты Сергеевича,