"Георгий Адамович. Table talk I, II" - читать интересную книгу автора

отпираетесь!
- Ну, делать нечего... Значит, я - Алданов.
-Да, вы - господин Алданов... Удивительная эмигрантская привычка
скрывать свои имена!
На следующий день я, смеясь, рассказал об этом инциденте Марку
Александровичу. Неожиданно для меня он разволновался.
- Надо бы это разъяснить... Мне не хотелось бы так это оставить. Вы не
знаете, кто эта дама?
Он был смущён не самим смешением имён. Нет, ему, по-видимому, было
неприятно другое: мог разнестись слух, что Алданов ночью, за рюмкой водки
вступает в спор с незнакомыми, подвыпившими женщинами.

* * *

В Ницце доживал свой век писатель далеко не бездарный - Дмитрий
Николаевич Крачковский.
Когда-то о нём с надеждой и одобрением отзывался Сологуб, а вслед за
ним и Мих. Кузмин, человек с очень острым критическим чутьём. Но с годами
Крачковский исписался, выдохся и опустился. Жил он впроголодь, был болен, до
крайности нервен, страдал высокомерием, - и когда Бунину дали Нобелевскую
премию, настойчиво повторял:
- Да, да... пошлость торжествует, настоящая литература - в тени. Не
удивляюсь. Так было, так будет.
Алданов с ним не то чтобы дружил, - дружить с Крачковским было
невозможно, - но при своей несравненной обходительности, вежливости,
деликатности поддерживал с ним добрые отношения и был к нему всегда
внимателен.
Но Крачковский требовал иного. Крачковский считал, что его
недооценивают, подозревал, что им тяготятся, и видел доказательство этого во
всём.
Однажды, встретив меня на улице, он с кривой усмешкой сказал:
- Был я вчера у Алданова. Да, да, навестил, так сказать, приятеля...
Представьте себе, он меня встречает и спрашивает: "Чем разрешите вас
потчевать?" Так именно и сказал: "потчевать"! Этого я ему не забуду.
- Позвольте, Дмитрий Николаевич, а что же тут обидного?
- Нет, ничего обидного, ничего... Но этого я ему не забуду. "Потт...
чевать"!
Бедный Марк Александрович опять оказался взволнован, когда об этом
разговоре узнал. Но помочь ему я тут не мог и так никогда и не понял, что
Крачковского задело. "Потт... чевать"!
- "Нет, нет, ничего обидного..." - Но голос дрожал от ярости.

* * *

Алданов любил разговоры исторические. Не об исторических процессах, не
о состоянии русского внутреннего рынка в восемнадцатом веке или чем-нибудь в
таком роде а о людях. У него была отличная память, с цитатами и фактами он
обращайся очень осмотрительно.
Однажды зашел разговор о екатерининских фаворитах. Платон Зубов, -
вспомнил я, - уже в конце александровского царствования признавался, что,