"Алесь Адамович. Немой" - читать интересную книгу автора

всем дерьмом, если вы никак не нажретесь! Если всю жизнь добираетесь, уему
на вас нет!
Снова бедному Францу ночлег стали устраивать отдельно, хотели даже в
лесу, а потом приспособили для этого несгоревший сарайчик на чужой селибе -
это называлось: пошел Франц в примы! Полипа его провожала да и оставалась с
ним иногда. А мальчик спал с дедом. Объяснение Кучера для них нашел такое:
везде шарят, отлавливают полицаев, дезертиров, могут и сюда забрести. И еще
одну вещь предусмотрел Кучера: так распланировать комнаты и чуланчики в
новом доме, чтобы у Франца была своя хованка. Не привыкать это делать:
научили фашисты, а еще прежде - и свои.
Кучеру время от времени проведывал его партизанский дружок, всегда
румяный, всегда веселый и шумный Коляда Виктор. Работал он-где-то в
леспромхозе, неблизком, а тут училась дочка в техникуме: привозил ей бульбу,
рыбу, называя это "госпоставкой". И всякий раз завернет в бывшие Петухи и
обязательно со своим "горючим". Не рассказывайте мне сказки, что зять
непьющий! Не пьют или больные, или скупые. Ты что хочешь, Кучера, чтобы про
зятя твоего такая поголоска пошла? А что немой, так он у нас сразу
разговорится от "полесской бронебойной".
Всю тайну Кучера даже другу не выдал, хотя на всякий случай заговаривал
с ним, что, мол, если что, помоги молодым. Хотя бы перебраться в твой
леспромхоз, коли там и правда так вольно вам живется. А что? Ничего такого.
Но все под Богом ходим. И Под НКВД. Про довоенное Коляда сечет с полуслова.
В партизанах обсуждали почти в открытую. И даже теперь артачится Виктор
Коляда: нас, партизан, лучше не трогайте, мы и фашистов не побоялись!
Фашистов - да, но эти достанут тебя так, что забудешь, кто и что ты.
Похрабрится, побалагурит Коляда - и как бы веселее жить.
- Хорошо тебе, Полина, ты своему мужику что ни говори, а он в ответ
молчит. Вот бы моей такое счастье. Или мне. В моем доме никто не молчит. Это
как кому повезет. Вот эти два пальца, какой мне прок от такой руки (на
правой у него лишь два пальца остались), а вот Черчиллю бы такую: Виктория!
Победа!
Когда пал Берлин и даже до Петухов долетело: "Победа!" - решили
отметить. Как раз и новоселье подоспело. "Дом, как звон!"-любой сказал бы.
Но не каждому дано узнать, что дом этот с секретом. Франц оказался
прирожденным мастером по дереву, Кучера чуть-чуть направил, а дальше уже сам
за ним еле поспевал. Францева придумка: дверь в секретный чулан-простенок
сделать в виде жалюзи. Досочка за досочку заходит, поднял, опустил - и ты в
простенке, как в пенале, всех слышишь,-а тебя не видят.
Дом еще пустоват, но стол смастерили, лавы вдоль стен, кровать, даже
шкаф. Есть на что сесть, за что сесть. А тем более-войне конец. Тут и без
понуканий Коляды выпьешь. Если есть что. Нашлось. Полина первая подняла свою
капельку в стакане.
- Чтобы нашим Детям того не знать, что нам досталось.
Мужчины невольно посмотрели на солидно сидящего за столом Павлика й на
ее, уже так заметный, "новый живот". Ловя улыбку Полины, ФранЦ вдруг понял:
это же Моны Лизы улыбка, повернутая, обращенная вовнутрь! Да никакой другой
"загадки" Моны Лизы не существует-| помимо тайны ее беременности. В этом
разгадка Джоконды: мать, улыбкой разговаривающая с ребенком, который в ней.
(Вот что он сообщит отцу, когда снова его увидит. И не в Лувре, а в Петухах
пришло к нему это понимание.)