"Дуглас Адамс. Долгое чаепитие ("Dirk Gently" #2)" - читать интересную книгу автора

после этого попробовала пошевелить каждой его частью в отдельности.
Сначала правой рукой - с ней вроде было все в порядке. Она была немного
онемевшей и слегка побаливала, но все пальцы она чувствовала, они были
нормальной длины и толщины, сгибались в нужных местах и направлениях.
На минуту ее охватила паника, когда она вдруг не сразу нашла свою левую
руку, но потом увидела, что она лежит поперек живота и каким-то непонятным
образом беспокоит ее. Пару секунд она прислушивалась к разным, достаточно
неприятным ощущениям, пытаясь как-то связать их между собой, и в итоге
обнаружила, что в руке у нее торчит игла. Это ее неприятно поразило. От
иглы тянулась тонкой змейкой длинная прозрачная трубка, зловеще
поблескивая в свете уличного фонаря; она свисала плавным завитком из
полиэтиленового мешка, подвешенного к высокому металлическому штативу. В
первый момент ее охватил ужас при виде этого агрегата, но, присмотревшись
внимательнее, она смутно различила два слова: "Физиологический раствор".
Она снова заставила себя успокоиться и некоторое время лежала не двигаясь,
прежде чем продолжить свое обследование.
Ребра вроде были целы. Она обнаружила несколько синяков, но, судя по
тому, что острой боли не чувствовалось, видимо, ничего не сломано.
Бедренные кости и поясница побаливали, но серьезных повреждений не было
видно. Она попробовала напрячь мышцы голени сначала на правой, потом на
левой ноге. Ей показалось, что лодыжка на левой ноге вывихнута.
Короче говоря, она была в полном порядке, сказала она себе. В таком
случае что она делает в этом месте, которое, судя по трупному оттенку
стен, вне всяких сомнений, является больницей?
Она нетерпеливо приподнялась с постели, и в ту же секунду ее снова
окружили пингвины, повеселив ее еще несколько минут.
Придя в сознание вновь, она решила отнестись к себе с большей заботой и
теперь уже лежала спокойно, чувствуя легкую тошноту.
Она робко тыкалась в свою память за объяснением случившегося. Память
была темной, покрытой пятнами и наплывала на нее мутными, жирными волнами,
как те, что в Северном море. Оттуда всплывали какие-то комья и медленно
составлялись в картину то вздымающегося, то опускающегося аэропорта.
Аэропорт отдавал чем-то противным и вызывал головную боль, а в центре его,
пульсируя как мигрень, было воспоминание о кружащемся потоке света.
Она вдруг все поняла: в зал регистрации аэропорта Хитроу попал
метеорит. На фоне яркой вспышки выделялся силуэт мужчины в меховой шубе,
который, видимо, принял на себя главный удар взрывной волны и немедленно
превратился в облако атомов, которые были вольны разлететься куда им
вздумается. Она содрогнулась от этой мысли. Он был свиреп и заносчив, но
непонятно почему чем-то ей нравился. Было какое-то непонятное достоинство
в его диком, сумасшедшем упорстве. Быть может, это его сумасшедшее
упорство выглядело в ее глазах полным достоинства потому, что напомнило ей
о том, как она сама упрямо пыталась заказать пиццу на дом в чуждом,
враждебном, не-доставляющем-пиццу-на-дом мире, - внезапно пришло ей в
голову. Достоинство - лишь одно из слов, которыми можно определить
состояние протеста против маразматических условностей жизни, но
существуют, наверное, и другие.
Неожиданно на нее нахлынула волна страха и одиночества, но вскоре
схлынула, оставив после себя ощущение спокойствия, расслабленности и
желания посетить туалет.