"Аркадий Григорьевич Адамов. Петля ("Инспектор Лосев" #2)" - читать интересную книгу автора

расстегнуто, ноги судорожно поджаты, как для прыжка, на ногах длинные
модные сапожки.
Начинаем осторожно спускаться в котлован. Тут ничего не стоит сорваться,
под ногами крутой и скользкий земляной откос. Длинная лестница из
котлована кончается значительно ниже места, где мы стоим. Ноги поминутно
скользят.
В этот момент я слышу, как на улице, возле ворот, останавливается машина.
Мы еще не успеваем спуститься по лестнице, как в котловане, с другой его
стороны, появляются знакомый мне следователь прокуратуры Исаев и трое
ребят из местного отделения милиции. Их, наверное, проинформировал
Кузьмич. Они здороваются с нами коротким, молчаливым кивком.
И вот мы все стоим немым полукругом, на некотором расстоянии от лежащей
женщины.
Я забыл сказать, что вместе со мной приехали медэксперт и фотограф.
Последний уже отснял все, что требуется в таких случаях.
Мы стоим полукругом и молча, сосредоточенно, пока что издали, изучаем
"место происшествия", как это говорится на нашем языке. Впрочем, нам
только кажется, что мы сейчас что-то изучаем. На самом деле мы просто
хотим успокоиться, взять себя в руки перед тем как приступить к работе. И
это далеко не просто, можете мне поверить.
Женщина совсем молодая, года двадцать два, не больше. Лицо открытое и
славное, вздернутый носик, крупный рот с пухлыми губами, большие серые
глаза. Впрочем, я невольно реконструирую это лицо, сейчас оно совсем не
такое, сейчас на нем застыли ужас и невыносимая боль. Я не могу оторвать
глаз от легкой, пушистой, словно еще живой пряди светлых волос на мертвом
лбу.
Мы долго молчим. Рядом со мной стоит Сизых, горестно вздыхает и трет под
пальто грудь.
Нет, невозможно привыкнуть к такой смерти. Нам как-то рассказывал Кузьмич.
С первого дня войны он был на фронте и до последнего дня. Повидал немало
смертей, валялся в госпиталях, сам нес смерть врагу. Но первый труп в
обычной московской квартире, причем не в постели, окруженной
родственниками, а опрокинутый на залитый кровью пол между столом и
отброшенным стулом, произвел на боевого фронтовика такое впечатление, что
он не выдержал, незаметно вышел из квартиры и некоторое время приходил в
себя на площадке лестницы, куря одну сигарету за другой. Привыкнуть к
такому невозможно и недопустимо, как нельзя привыкнуть к несправедливости,
к лжи и жестокости. И простить это тоже невозможно.
Справедливость - это нравственный закон нашей профессии. Даже в
преступнике я стремлюсь обязательно вызвать это чувство и добиться, чтобы
он согласился, что по справедливости заслужил наказание.
Вот и тут кто-то по справедливости заслужил наказание. Если только...
Впрочем, будущее покажет.
Сейчас я думаю уже совсем о другом. И внутреннее мое состояние лишь
помогает мне сосредоточиться. Я ищу и отбираю детали, самые мелкие
подробности и штрихи в окружающей обстановке, которые позволили бы
ответить на первый из главных вопросов каждого расследования: что? Что
здесь произошло: убийство, самоубийство, несчастный случай? Несчастный
случай наименее вероятен. Зачем бы этой женщине понадобилось одной бродить
вечером по этой стройке?