"Виктория Абзалова. Да не убоюсь я зла " - читать интересную книгу автора

юношу удобнее и начал приводить в чувство. Когда густые ресницы дернулись -
едва не отпрянул: глаза у парня оказались страннее некуда - зрачок и тонкий
ободок по краю радужки чернющие, а сама радужка просто невероятного, даже не
серого, а грязно-белого, амиантового цвета. Вот только никакого колдовского
тумана в них не было: стоявшая там муть была самой обычной и называлась
горячкой.
- Не бойся, никто тебя не тронет больше, - Ян уже не испытывал ничего,
кроме жалости, - Я тебя в обиду не дам.
Веки дрогнули, опускаясь, но прежде он уловил какую-то странную тень
мысли, которую не успел понять, однако на сердце снова стало неспокойно.

6.

Только одному человеку на свете, а тем более в такой ситуации Лют мог
довериться безоговорочно. Но, до бенедектинского монастыря Святого Духа еще
надо было добраться.
Вынося рано по утру на руках своего подопечного, и устраивая в
обнаруженной на хуторе телеге, Ян только вздохнул: парнишка был совсем плох,
не помер бы дорогой.
Скажи ему кто, что он, Янош Лют, как-то выжегший по настроению целую
деревеньку, будет выхаживать больного ведьмачонка - посмеялся бы. Между тем,
мальчишка пока умирать не собирался. Он метался в жару, но продолжал
цепляться за жизнь. Такое упорство вызывало симпатию, однако дороги не
облегчало. Тем более, что тот, хотя и принимал помощь, но по-прежнему не
сказал ни слова, не назвал имени, а в светлых глазах стояла едва ли не
ненависть, со странной тоской.
Лют уже не сомневался, что юнец благородных кровей, - кто еще умеет так
обдавать холодом в ответ на протянутую руку. Возишься с ним, возишься, - а
он не то, что спасибо не скажет, а того и гляди, в рожу спасителю плюнет.
Помогая больному напиться, Ян вдруг заметил, что тот глотает с трудом,
и устыдился своего раздражения на его молчание. Глотку ему, что ли
повредили?
- Ты говорить не можешь?
Парень только отвернул физиономию, уткнувшись в борт телеги.
Ругаясь, Лют подгонял худую клячу, позаимствованную с хутора. Лошадка
была нервная, чуяла в нем подвох (оборотень знал о таком своем свойстве и
лошадей всегда подбирал тщательно и осторожно, лишний раз обходясь без них).
Когда они в первые остановились в поле на ночлег, - а Ян теперь старался
избегать людей, - и он обернулся волком, лошадка, всхрапнула и резво прянула
в сторону. Волк фыркнул на нее: животина, она не человек, ничего не знает,
ни в чем не виновата, и объяснить не получится, а потом устроился рядом с
юношей, согревая его своим телом.
Опасения, что парень испугается и опять что-нибудь выкинет, не
оправдались. Ян спал чутко, по-звериному, но утром обнаружил, что тот
свернулся под боком, запустив руки в густой мех. Норов норовом, а нужда
заставит - забудешь и про спесь, и про страх. Ян даже почувствовал к этому
странному мальчишке благодарность - заботясь о ком-то беспомощном, он вдруг
ощутил себя... чище, что ли. Как в раннем детстве после молитвы.
"Знать, еще не совсем пропащая твоя душа, оборотень!" - усмехался Лют
себе. ...Всадники вылетели откуда-то с проселка, и окружили телегу в момент.