"Василий Леонтьевич Абрамов. На ратных дорогах " - читать интересную книгу автора

Болимова-Боржимова и Воли-Шидловской. Здесь генерал Макензен применил свою
знаменитую "фалангу" - самое плотное построение пехоты и артиллерии для
прорыва русского фронта. Бывали дни, когда стороны трижды переходили в
атаку. Часто наступали с развернутыми полковыми знаменами и оркестрами.
Немцы находились в более выгодных условиях. Их солдаты были сыты и
хорошо одеты. Атаки вражеской пехоты всегда поддерживались сильнейшим
артиллерийским огнем. Нас же из-за недостатка снарядов артиллерия
поддерживала слабо. Питались мы впроголодь, шинелишки наши оборвались. И все
же в зимних боях 1914-1915 годов русские войска не только выстояли, но и
часто наносили "фалангам" Макензена поражения.
Мы горячо любили свою землю, политую потом и кровью многих поколений.
Призывы к защите ее от осквернения супостатом вызывали у нас высокие
патриотические чувства.
В то же время солдаты все чаще задумывались над несправедливостью
порядков в стране, о том, что принесет война беднякам. Как-то я получил
письмо от родителей. Те писали, что живут плохо. Отец и мать упрекали меня
за то, что я пошел на фронт, тогда как многие семинаристы, главным-образом
дети богатых, остались дома.
Всем интересно было знать о положении в России. Поэтому письма обычно
читали вслух. Когда я прочел свое, оно вызвало спор. Большинство солдат
оказалось на стороне моих родителей.
- В самом деле, Василий, почему ты забрался в окопы? - спросил
Цветков. - И с какой стати добровольно муки принимаешь?
- Вступил в армию, чтобы немцев скорее разбить. А разобьем их, бедный
народ лучше заживет, - ответил я, что думал. - Дети мужиков станут учиться в
школах, царь даст облегчение, поможет...
- Странное дело, - перебил меня Середа. - Одного я не понимаю, может,
ты мне объяснишь. Почему царь-батюшка раньше жизнь народа не облегчил, а
отложил это до после войны?
Вопрос застал меня врасплох. Невольно подумал: "Хитер же этот Середа.
Прикидывается только простачком".
Разговор прервал приход командира роты. Но мы еще не раз возвращались к
этой теме...
В феврале 1915 года я заболел воспалением легких и был эвакуирован в
глубокий тыл. Лечился больше месяца. А когда возвратился на фронт, меня
ждала приятная неожиданность.
Первым, кого я встретил, направляясь в свою 15-ю роту, оказался Сережа
Климов. Радости моей не было конца. Сережа затащил меня в свою
землянку-нору, завешанную дерюгой. Здесь, лежа рядом на соломе, мы
рассказывали друг другу о пережитом. Оказывается, тогда, 5 декабря, Сереже
удалось спастись. Но он тоже заболел, долго лечился и только недавно
вернулся в часть. Сейчас назначен командиром отделения.
Во время этого разговора Климов откровенно рассказал мне, почему его
так долго не производят в прапорщики. В 1912 году мой друг участвовал в
студенческой демонстрации протеста против ленского расстрела. Да и теперь
поддерживал связь с демократически настроенными солдатами.
- А офицером я все-таки стану, - сказал на прощание Сережа. - После
войны нам потребуется знание военного дела.
Признаться, не понял я тогда этой реплики. Только много позже, став
командиром Красной Армии, осознал значение загадочной фразы Сережи,