"Василий Леонтьевич Абрамов. На ратных дорогах " - читать интересную книгу автора

офицеров и запрещалось обращение к нижним чинам на "ты", Никитников и его
помощники полковники И. Д. Томашевский и Ф. С. Ломиашвили усмотрели в этом
если не угрозу разложения армии, то по крайней мере страшный удар по
дисциплине.
Мы, офицеры военного времени, держались иного мнения. Ведь в ряде
европейских армий порядки были демократичнее, чем в русской царской армии, а
дисциплина ничуть не хуже, и воевали солдаты тех армий храбро.
Вслед за приказом " 1 поступило предписание на собраниях избрать
полковые комитеты. В нашем полку в комитет избрали десять солдат и трех
офицеров, в том числе и меня.
На первом же заседании полковой комитет постановил заменить полкового
адъютанта барона Брюгге. Мне поручили сообщить об этом решении командованию.
Командир полка убыл в отпуск. Замещал его полковник Ломиашвили, в
прошлом начальник жандармского управления одного из городов. Когда я явился
в штаб и доложил о цели прихода, Ломиашвили сухо спросил:
- Не находите ли вы, подпоручик, странной такую постановку вопроса?
- Я, господин полковник, выполняю решение полкового комитета. Мое
личное мнение на него повлиять не может.
- Хорошо, - барабаня пальцами по столу, сказал полковник, - через три
дня дам ответ.
Я откланялся и направился в батальон. Дорога шла вдоль Быстрицы. Ярко
светило солнце, журчали сбегавшие с гор ручейки, глухо шумела многоводная
река. Настроение у меня приподнятое от сознания, что оправдал доверие
полкового комитета.
Встречный солдат остановился, вытянулся и отдал честь. "Старая
привычка", - подумал я, отвечая на приветствие. А через минуту меня окликнул
полковник Ломиашвили:
- Подпоручик Абрамов! Нормально ли, что командира роты его солдаты
приветствуют по всем правилам, а командира полка обходят?
- Считаю, что не нормально, господин полковник. Только солдат был не из
моей роты.
Полковник не понимал, да и я тогда еще не осознал, что в моем лице
солдат приветствовал не подпоручика Абрамова, а представителя полкового
комитета, что миллионы таких солдат, законно ненавидевших старорежимное
офицерство, скоро при народной власти станут образцом выполнения воинского
долга и будут с радостью приветствовать советских офицеров.

* * *

Три года судьба меня щадила. А вот в начале июня 1917 года в одном из
боев пуля основательно продырявила мне бедро. Более двух месяцев пришлось
проваляться на госпитальной койке. В палате только и разговоров, что об
июньском наступлении. Раненые офицеры, участники боев под Тарнополем, с
гневом рассказывали о том, что десятки тысяч солдат и офицеров отдали там
бесцельно свои жизни по вине лакея Антанты - авантюриста Керенского.
Трудно мне было разобраться в обстановке, сложившейся к концу лета. В
моем сознании не укладывалось, почему "штафирка" Керенский стал главкомом.
Если говорили: "Курица не птица, прапорщик - не офицер", то что сказать об
адвокатишке, осмелившемся взять в свои руки судьбу огромного фронта от
Балтийского моря до Черного. Командующий нашей 8-й армией генерал Каледин