"Сергей Абрамов. Ведьмин столб" - читать интересную книгу автора

черепаха, чем сдохнуть.

Мы прошли еще несколько метров, и я чуть не упала, натолкнувшись на
что-то, преградившее путь. Берни мазнул лучом электрического фонарика по земле
и осветил трупы людей, похожих на восковые фигуры из музея мадам Тюссо. Я
зажмурилась: не могла смотреть.

- Вот они, исчезнувшие голубчики, - сказал сзади Нидзевецкий. - А мы,
спасибо сердцу, еще живем. Только левая рука у меня, кажется, отнимается.

Гвоздь, идущий за ним, только хмыкнул. Видимо, он не шел, а полз по
"стенке", широко переставляя ноги.

- Доберемся, - сказал опять Нидзевецкий. - А ты, Гвоздь, ползи не ползи -
все равно здесь останешься. У тебя зад выпирает.

Впереди что-то светилось или, вернее, поблескивало отраженным светом. Чем
ближе, тем ярче. Мы осторожно обогнули труп лежавшей наискосок девушки - еще
одна не тронутая временем восковая фигурка. Я внутренне содрогнулась:
Неведомое начиналось с кладбища.

Левую руку и плечо, несмотря на все мои ухищрения, я почти не чувствовала,
их словно и не было. Берни впереди молчал, только наши крепко сцепившиеся руки
напоминали о том, что мы еще держимся. Двадцатый или тридцатый шаг - я уже их
не считала, - еще рывок, спешим, волочимся и наконец бросок в дневное окно
впереди. Жестокий, как молния, свет ослепляет, я машинально, ничего уже не
видя, делаю несколько шагов и падаю на что-то сыпучее и колкое, как щебенка.

Так я провалялась минуты две или три, пока не прошло оцепенение,
охватившее левую половину тела, - должно быть, я все-таки не так глубоко
врезалась в упругую "стенку" коридора, как это делал Берни. В первые секунды я
ничего не чувствовала, потом мало-помалу острые камешки начали колоть левый
бок, онемение проходило, и я даже сумела приподняться на локте и открыть
глаза.

Меня окружал хрустальный сияющий мир, ломаная геометрия стекла,
сверкавшего всеми цветами спектра, на которые оно разлагало исходивший от него
свет. Солнца не было. Было только одно стекло или что-то похожее на него в
причудливых формах каньона, замкнутого на себя вроде кокона, как
охарактеризовал его Стон. И все это горело и переливалось, ослепляя и
подавляя, словно со всех сторон посылали свой свет тысячи ложных солнц. Я
оглянулась кругом и поразилась, как это мы вошли сюда: ни входа, ни выхода не
было видно.

- Убедились? - скривился сидевший на корточках Нидзевецкий. - Я уже давно
это заметил. Сезам не откроется.

Гвоздь, валявшийся чуть поодаль, тоже открыл глаза, посмотрел вокруг и
крякнул. Берни очнулся и сидел, приложив руку к глазам козырьком.