"Сергей Александрович Абрамов. Рыжий, Красный и человек опасный" - читать интересную книгу автора

- Ты идеалист, - сказал Геша. - Такие никогда не разрешат.
- О людях надо думать лучше, - настаивал идеалист Кеша.
- О людях надо думать так, как они того заслуживают, - недовольно
сказал Геша, но все же встал, оправил индийскую простыню на модели, вздохнул
тяжело: - Пошли попробуем?
- Рискнем...
Они медленно - так идут на казнь или к доске, когда не выучен урок, что
почти одно и то же, - пошли сначала по асфальтовой дорожке, потом по траве
мимо школьного забора - словом, привычным маршрутом "бега по пересеченной
местности". Они подошли к свежеврытому столу и остановились. За столом шла
баталия.
- Дубль-три! - орал пенсионер Петр Кузьмич, общественник, член общества
непротивления озеленению, активный домкор стенной газеты при домоуправлении,
личность несгибаемая, поднаторевшая в яростной борьбе с пережитками
капитализма в квартирном быту. - Дубль-три! - орал он и шлепал сухонькой
ладошкой о зеленое поле стола, сухонькой ладошкой, к которой намертво
приклеилась черная костяшка "дубль-три". А может, вовсе и не приклеилась, а
просто ускорение, с которым Петр Кузьмич бросал сверху вниз свою ладошку,
превышало земное, равное девяти и восьми десятым метра в секунду за секунду
и присущее свободно падающей костяшке.
- Это хорошо, - спокойно ответствовал Петру Кузьмичу другой пенсионер -
Павел Филиппович, полковник в отставке, тоже общественник, но менее усердный
в общественных делах. - Это хорошо, - ответствовал он и аккуратно, тихонько
прикладывал свою костяшку к еще вибрирующему "дублю" Петра Кузьмича.
- Смотри, Витька! - угрожающе говорил Петр Кузьмич своему напарнику -
как раз тому самому слесарю Витьке, имеющему неприглядную кличку Трешница.
- Я смотрю, Кузьмич, - хохотал Витька, - я их щас нагрею, голубчиков! -
И удар его ладони о стол, несомненно, зарегистрировала сейсмическая станция
"Москва".
А у Павла Филипповича напарником был некто Сомов - тихий человек из
второго подъезда. Он был настолько тих и незаметен, что кое-кто всерьез
считал Сомова фантомом, призраком, человеком-невидимкой. Был, дескать,
Сомов, а потом - ф-фу! - и нет его, испарился в эфире. Но Кеша и Геша знали
совершенно точно, что Сомов существует, и даже были у него дома: ходили с
депутацией за отобранным футбольным мячом. Помнится, они мяч гоняли, и
кто-то пульнул его мимо ворот и попал в этого самого Сомова. А тот - тихий
человек, не ругался, не дрался, просто взял мяч и пошел домой во второй
подъезд. Тихо пошел - не шумел, как некоторые. А мяч отдал только с третьего
раза. С ним дело ясное: для него этот стол - кровная месть за тот случайный
удар. Он этот стол под угрозой расстрела не отдаст. Вот он посмотрел на Кешу
с Гешей, на их модель под простыней тоже посмотрел, заметил, что на мяч она
не похожа, успокоился и приложил свою костяшку к пятнистой пластмассовой
змее на ядовитой зелени стола. Тихо приложил, под стать своему напарнику.
- Товарищи, - сказал Кеша, прежде чем Петр Кузьмич снова замахнулся для
богатырского удара, - мы к вам с просьбой.
Петр Кузьмич досадливо обернулся, проговорил нетерпеливо:
- Ну, пионеры, давай быстрее.
И Витька тоже стал смотреть на них, и тихий Сомов, и Павел Филиппович
из-под очков глянул: что, мол, за просьба у пионеров, которые, как известно,
молодая смена и просьбы их следует уважать? Иногда, конечно.