"Сергей Абрамов. Стена (Авт.сб. "Требуется чудо")" - читать интересную книгу автора

кусалками. Потом пошел в комнату на новых ногах, вынул из ящика серванта
тетрадь в клеточку, карандаш, надел пиджак - и к выходу. Зачем ему
понадобились письменные принадлежности, он не ведал. Просто подумал: а не
взять ли? И взял, ноша карман не тянет.
Автор понимает, что выражение "пошел на ногах" звучит совсем не
по-русски, но трудновато иначе определить механику передвижения Коновалова
в пространстве: ноги и впрямь казались ему чужими, приставленными к
дряхлому телу для должной устойчивости и скоростных маневров.
У Сеньки Пахомова был бюллетень. Простудился Сенька у себя на стройке,
смертельно просквозило его на девятом этаже строящегося в Чертанове жилого
дома, продуло злым ветром толкового каменщика Сеньку Пахомова, когда его
бригада бесцельно ждала не подвезенный с утра цементный раствор.
Температура вчера была чуть не до сорока градусов, мерзкий кашель рвал
легкие, и не помогла пока ни лошадиная доза бисептола, прописанного
районной врачихой, ни банки, жестоко поставленные на ночь женой Иркой.
Ирка ушла на работу рано, мужа не будила, оставила ему на тумбочке у
кровати таблетки, литровую кружку с кислым клюквенным морсом и веселый
журнал "Крокодил" - для поднятия угасшего настроения. Да, еще записку
оставила, в которой обещала отпроситься у начальницы с обеда.
Отпустит ее начальница, ждите больше, тоскливо думал Сенька, безмерно
себя жалея. Решит небось вредная начальница почтового отделения, в котором
трудилась Ирка, что снова запил, загулял, забалдел парнишка-парень, шалава
молодой, что не домой надо Ирке спешить, не к одру смертному, а в
вытрезвитель - умолять милицейских, чтоб не катили они телегу в Сенькино
стройуправление.
Одно утешало Сеньку: в бригаде знали о его болезни, он с утра себя
хреново почувствовал, сам бригадир ходил с ним в медпункт и лично видел
раскаленный Сенькиным недугом градусник. "Лечись, Семен, - сказал ему на
прощание бригадир, - нажимай на лекарства, а то, сам знаешь, конец
квартала на носу".
Приближающийся конец квартала волновал Сеньку не меньше, чем бригада.
Бригада тянула на переходящий вымпел, попахивало хорошей квартальной
премией, и то, что один боец выпал из боевого строя, грозило моральными и
материальными неприятностями. Вопреки мнению старика Коновалова, Сенька
Пахомов любил не только пить фруктовое крепленое, но и растить кирпичную
кладку, что, к слову, делал мастерски - споро и чисто. У него, если хотите
знать, даже медаль была, блестящая медалька "За трудовую доблесть",
полученная три года назад, когда - тут следует быть справедливым! - Сенька
пил поменее. Да ведь это как поглядеть - поменее, поболее! Раньше просто
было: заначил от Ирки трешку, сходил в "Гастроном" напротив, взял
"фаустпатрон" и принял содержимое его на свежем воздухе, где-нибудь на
Москве-реке. А теперь где этот "патрон" достать? На весь район одна точка
спиртным торгует, полдня в очереди промаяться надо. А время откуда взять?
От работы не оторвешь, вечером - не успеешь до семи. Только бюллетени и
помогали: печень у Сеньки всерьез пошаливала, камни, что ли, в ней
наблюдались. Придешь в поликлинику, поплачешься, тут тебе сразу три дня -
на размышление... Правда, после таких бюллетеней печень и вправду
прихватывало, но Сенька меру знал, медициной не злоупотреблял: пару
аллохолин в рот - и на трудовой подвиг, план стране давать.
Ирку, конечно, жалко. Ирке эти бюллетени тяжко давались, но терпела