"Сергей Абрамов. Потому что потому (Авт.сб. "Требуется чудо")" - читать интересную книгу автора

свое дурацкое поведение, пришел бы к ясному и грустному выводу, что его
тридцать ничем не отличаются от Их пятнадцати. Или даже семи. Что
упрямство сродни глупости и давно следовало бы сменить место, не терять
время, не расходовать дефицитные краски. Но злость слепа, и Вадим не желал
размышлять, яростно шлепал кистью по картону, писал этюд под названием
"Пейзаж без цветов". Злость работе не мешала, и этюд, как ни странно,
получался.
Вадим остывал и, постепенно обретая способность рассуждать, поначалу
думал только о мести. Просто жаждал отмщения. Можно было поймать
кого-нибудь (например, "адидасов") и отлупить безжалостно. Или связать и
раскрасить гуашью. Можно было пойти к родителям доморощенных ирокезов и
нажаловаться. Можно было...
Впрочем, единственный вариант - разумный, достойный взрослого и мудрого
человека - Вадим скоренько определил: не обращать внимания. Терпеть и быть
тем не менее начеку. Пусть их... Наиграются - и надоест.
В таком лирическом настроении Вадим собрал свое хозяйство и, неожиданно
довольный работой, "почапал" домой. После обеда гулял по окрестностям,
искал натуру для будущих этюдов. Все время, однако, был в напряжении: ждал
подвоха. Или Они выдохлись, или в Их планы не входили тотальные действия,
но во время прогулки ничего не случилось, и Вадим счастливо - он уже так
считал! - вернулся на дачу, когда стало смеркаться, попил чаю с клубничным
вареньем, найденным в шкафу, посмотрел по старенькому дедовскому "Рекорду"
программу "Время" и молодежную передачу "А ну-ка, девушки!" и завалился в
постель. Утро вечера не дряннее - старая поговорка, переделанная Вадимом
на новый лад, как нельзя лучше подходила к ситуации.


Как только он погасил свет, за окном что-то ухнуло - утробно и жутко.
Подумалось: закрыта ли дверь? Помнится, запирал на щеколду... Но не
полезут же Они в дом в конце концов?.. Тут он Их всех, как котят,
переловит и хвосты открутит. Вадим в темноте сладостно улыбнулся,
представив, что Они сглупили и посягнули на него - спящего и якобы
беззащитного. То-то будет шуму...
Но никто никуда не лез, и Вадим уже начал проваливаться в сон (это у
него быстро выходило, снотворных не держал), как вдруг услыхал странный,
пронзительно-протяжный вой. То есть вой этот Вадиму спросонья показался
пронзительным, а когда он, резко поднявшись в постели, прислушался, то
понял, что воют не так уж громко и, главное, где-то совсем рядом.
- Кто здесь? - хрипло спросил Вадим.
Вой не прекратился. Кто-то (или что-то?) тоненько и заунывно тянул одну
плачущую протяжную ноту: у-у-у-у-у...
Стало страшновато.
Вадим, намеренно громко шлепая босыми ногами по крашеным доскам пола,
прошел по комнатам, не зажигая света. Внизу их было три, не считая
террасы: гостиная, где расположился Вадим, огромная столовая, где
обеденный стол напоминал своими размерами хороший бильярдный; и еще одна -
пустая, без мебели, совсем крохотная. Наверх, в спальню и мастерскую
деда-покойника, вела с террасы крутая лестница, упиравшаяся в дверь,
запертую висячим амбарным замком. Туда лезть казалось бессмысленным, тем
более что обход владений четко показал: воют внизу. Причем слышнее всего в