"Федор Александрович Абрамов. Две зимы и три лета ("Пряслины" #2) " - читать интересную книгу автора

- Что скажешь, говорю? Ну? - снова, чеканя каждую букву, спросил
Михаил.
- Отвечай! Кому говорят? Где был? - опять не выдержала Лизка.
И тут Федька ширнул носом, поднял глаза, холодные, леденистые, и вдруг
эти ледышки вспыхнули: хлеб увидели.
"Вот и потолкуй с этим скотом, - вздохнул про себя Михаил, - когда у
него брюхо наперед головы думает". Да и не хотелось ему портить праздник -
не часто-то он у них бывает. И он, к великой радости матери и двойнят,
которые болезненно, до слез переживали всякий разлад и ссору в семье, махнул
рукой.
У ребят дыханье перехватило, когда он взялся за буханку. Давно, сколько
лет не бывало в их доме такого богатства.
Коричневая, хорошо пропеченная корочка аж запищала, заскрипела под его
пальцами. И вот что значит настоящая мука - ни единой крошки не упало на
стол.
Легко, с истинным наслаждением развалил он буханку пополам - век бы
только и делал это, - затем одну из половин разрезал на четыре равные пайки.
Танюшке - пайка, Петьке - пайка, Гришке - пайка. Федьке...
Рука Михаила на секунду задержалась в воздухе.
Мать, не привыкшая к такому расточительству, взмолилась:
- Ты хоть бы понемножку. Они хоть сколько смелют.
- Ладно. - Пайка со стуком легла перед Федькой. - Пусть запомнят
победу. - Михаил поднял глаза к отцовской карточке. - Это мне начальник
лесопункта Кузьма Кузьмич подбросил буханку. Уже перед самым отъездом. "На,
говорит, помяните отца. Вместях раньше работали".
Мать и Лизка прослезились. Петька и Гришка, скорее из вежливости, чтобы
не огорчить старшего брата, поглядели на полотенце с петухами. А Татьянка и
Федька, с остервенением вгрызаясь в свои пайки, даже и глазом не моргнули.
Слово "отец" им ничего не говорило.

4

После чая Михаил разобрался с бритьем (он с прошлой осени начал
скоблить подбородок носком косы), мать, прихватив растопку, пошла затоплять
баню, а Лизка побежала к Ставровым.
Со Ставровыми Пряслины жили коммуной, считай, всю войну, чуть ли не с
весны сорок второго года. Они держали на паях корову, сообща заготовляли
сено, дрова, выручали друг дружку едой. Больше всего, конечно, от этой
коммуны выигрывали Пряслины, но и Степан Андреянович не оставался внакладе.
Анна и Лизка обстирывали и обмывали его с внуком, держали в чистоте их избу,
и хлопот насчет бани Ставровы тоже не знали.
Ветер под вечер стих. Из белесых лохматых облаков проглянуло оловянное
солнышко, и далеко, на пекашинских озимях, кричали журавли. Первый раз за
нынешнюю весну, отметила про себя Лизка.
Она бойко вышагивала по унылой, твердой, как камень, дороге - ни одной
еще травинки не было на лужайках - и мысленно видела себя в новых ботинках,
в новом голубом платье с белыми горошинами. И вообще все, все теперь,
казалось ей, будет иначе. Им не придется больше давиться колючим мохом,
толочь в деревянной ступе сосновую заболонь, и по утрам не будут больше,
мучаясь запорами, кричать с надворья ребята: "Ма-а-ма-а, умираю..." Какое