"Дэниел Абрахам. Предательство среди зимы ("Суровая расплата" #2)" - читать интересную книгу автора

подхватила: "И будет хорошо снова!" Она могла лишь кивнуть. Раньше все было
хорошо. Она желала его, восхищалась им и любила его. Даже теперь в глубине
души она его любила. Наверное...
Боль в его лице была невыносимой. Идаан подалась вперед и бегло
поцеловала Адру в губы, а потом ушла, чтобы смыть с лица этот день. За
спиной раздались удаляющиеся шаги.
Идаан чувствовала только усталость и пустоту. На столе ждали сушеные
яблоки и засахаренный миндаль, но мысль о еде ей претила. Днем принесли
подарки - в честь ее продажи. Идаан даже не стала смотреть, что там. Только
искупавшись и трижды намылив голову, пока волосы не запахли цветами, а не
дымом, она нашла записку.
Послание лежало на кровати - сложенный вчетверо квадратик бумаги. Не
одеваясь, Идаан села рядом, протянула руку, заколебалась, а потом резко
взяла записку. Неуверенным почерком были выведены всего несколько фраз.
"Дочка, я хотел провести часть этого счастливого дня с тобой. Жаль, что
не получилось. Благословляю тебя и дарю тебе всю любовь, на которую способен
усталый старик. Ты всегда радовала мое сердце, и я надеюсь, что ты будешь
счастлива в браке".
Устав от плача, Идаан осторожно собрала обрывки бумаги и положила под
подушку. Потом воззвала к богам и от всей души взмолилась, чтобы отец
поскорее умер. Чтобы он никогда не узнал, какая она на самом деле.

Сначала Маати тонул в боли, потом в дурноте, потом снова в боли. Его
мучили не столько кошмары, сколько страхи, бесцельные и невнятные. Он как
будто боялся что-то не успеть, плыл на корабле по бурному морю... Мысли
распадались и по прихоти тела вновь собирались воедино.
Ночью он пришел в себя и понял, что лежит в некоем полузабытьи, что
даже с кем-то говорил, хотя и не смог вспомнить, с кем и о чем. Его принесли
в незнакомые покои, скорее всего в хайский дворец. В очаге не горел огонь,
но каменные стены излучали накопленное за день тепло. Окна были закрыты
ставнями, и свет шел только от ночной свечи, догоревшей почти до четвертной
отметки. Маати откинул тонкие одеяла и увидел сморщенную серую кожу вокруг
раны и темную шелковую нить, ее скрепляющую. Он осторожно нажал на живот
кончиками пальцев, чтобы определить, можно ли шевелиться. Встал и, шатаясь,
подошел к ночному горшку, затем, опорожнив мочевой пузырь, в изнеможении
снова рухнул на кровать. Хотелось немного полежать и собраться с силами, но
когда он открыл глаза, было утро.
Вошел раб и объявил, что его хотят увидеть поэт Семай и андат
Размягченный Камень. Маати кивнул и осторожно сел.
Поэт принес огромное блюдо риса и речной рыбы в соусе, пахнущем сливами
и перцем. У андата был кувшин с водой, такой холодной, что на кувшине
выступила испарина. При виде всего этого желудок Маати ожил и заворчал.
- Вы выглядите лучше, Маати-кво, - сказал молодой поэт и поставил блюдо
на кровать. Андат подвинул к кровати два стула и сел. Его спокойное лицо
ничего не выражало.
- А выглядел хуже? - спросил Маати. - Я и не думал, что такое возможно.
Как долго я тут?
- Четыре дня. От раны у вас началась лихорадка. Однако, когда вам
скормили луковый суп, из раны не пахло луком. Лекарь решил, что вы, может, и
выживете.