"Александр Абрамов, Сергей Абрамов. Человек, который не мог творить чудеса" - читать интересную книгу автора

3. ОРЛЯ

Спал я плохо. Три раза просыпался, разбуженный одним и тем же кошмаром.
Вернее, схожим по смыслу.
Сперва я увидел улицу, запруженную народом. Ни одного авто и омнибуса.
Только стоящие плечом к плечу люди. Мужчины. Одинаково стриженые головы и
черные пиджаки. И запрокинутые кверху лица, обращенные ко мне. Затем, как
в кино, когда камера наезжает на объект съемки, улица выросла и
приблизилась. Лица придвинулись вплотную и стали одним лицом. Моим лицом,
размноженным тысячи раз. Тысячи моих глаз вопрошали меня о чем-то
серьезном и страшном.
О чем?
Я проснулся, сел на постели и замер в темной тишине комнаты. Гулко
пробили каминные часы один раз. Час ночи. Стараясь не вспоминать о
нелепом, но почему-то пугающем сне, я прислушался к привычной тишине ночи,
но, кроме тиканья часов, ничего не услышал. "Приснится же такое", -
успокаивающе подумал я и снова заснул.
И вновь я увидел улицу, только ночную, пустынную, освещенную лишь
тусклыми пятнами света от невидимых фонарей. Одинокая фигура незнакомца
двигалась мне навстречу, и мы, не сворачивая, столкнулись лицом к лицу. И
опять я увидел свое лицо с холодно вопрошающими глазами.
Кто-то из нас сказал:
"Близость должна быть совершенной и полной".
И мы шагнули друг в друга, как в туман, в ночь, в темноту, оформленную
смутными очертаниями моей спальни. Я понял, что проснулся.
Часы пробили три раза. Значит, ночь еще не кончилась. Из полуоткрытого
окна несло лондонской ночной сыростью. Я вдруг озяб и глотнул прямо из
бутылки бренди, стоявшей рядом на столике. Закурил, затянулся и подумал
традиционно: что, мол, сей сон означает? Но раздумывать не стал:
сонливость успокаивала и звала к дремоте.
Третий сон подытожил первые два.
Я стоял у большого овального зеркала, освещенного двумя трехсвечными
канделябрами по бокам, и всматривался в свое зеркальное отражение. У него
не было ни глаз, ни ушей. Только в глазницах сверкали зеленые искры.
"Мне нужны твои глаза, чтобы видеть то, что ты видишь, - сказало оно, -
твои уши, чтобы слышать то, что ты слышишь, и твоя кожа, чтобы ощущать
тепло или холод прикосновения. Мне нужен твой мозг, чтобы восхищаться тем,
что тебя восхищает, страшиться того, что страшит тебя, и удивляться тому,
что тебя удивляет".
И я в третий раз проснулся, отметив про себя, что литературный штамп "в
холодном поту" не так уж далек от истины. Лоб у меня был холодный и
влажный. А будильник истошно звонил о том, что пора начинать еще одно
утро.
Я принял душ, оделся, приготовил наспех яичницу с беконом и вдруг,
случайно взглянув на книжную полку, заметил что-то неладное. В первый
момент я даже не сообразил, что именно, и только потом дошло: мраморный
бюст Шекспира наверху исчез. Я вспомнил, что еще вчера вечером я видел
его: доставал с верхней полки роман шекспировского современника Роберта