"The Pisya N1 - How much is the fish" - читать интересную книгу автора (Шумихин Иван)

The Pisya N3: Special

Истребитель набирал обороты: скорость уже обдирала с крыльев перья. Пилот был пьян, он знал: скорость — это все, неустойчивость, ревущая реактивными двигателями заставляла верить в себя, она давала смысл и надежду. Голова гудела, но были ли мысли следствием или причиной мог сказать только ВинниПух… Женщина совершала попкой поступательные движения, чуть замедленные вначале и ускоренное, резкое насаживание на член вконце. Он давно уже вошел в штопор и мертвую петлю одновременно. Самолет шатало, обшивка трещала по каждому винтику, но оргазм давал знать: конструкция жила и дышала, скорость придавала силы и глубины, член входил в ее мозг, раскрывшийся половой щелью, губы вздыхали и сокращались, пытаясь вобрать в себя сперму, движение, давление, боль. Аллюминевые крылья свистели в потоке встречного ветра, журавли вгрызались красными головками в объективную реальность и рассекали ее своими криками, выбрасывая сок: это был не Дионис, жизнь помимо богов произростала вновь и вновь, вгрызаясь и набухшими бутонами маков извергая репродуцирующее семя, сплошной дурман, музыку, wicked ways. Это было подлинное движение, не слюни под луной, а настоящий трах, он погружался в нее еще и еще раз, она кричала, а он долбил ее пизду, весь мир превратился в одну эту пизду. Его картины смотрели на него со стен, пытались сорваться с гвоздей и изнасиловать его, прежде соблазнив своим безумием. Hичего, кроме. Он был пьян и он хотел кончать бесконечно. Ей в рот, и на ее груди, и на ее пушок между ног и в нее, наполняя ее дикостью и красотой… Блять, крылья рассекали бытие и парили, более не было ничего кроме рассекаемых облаков и заоблачной музыки, восходящей над потусторонним миром, еще протиравшем спросоня глаза, но уже начинавшем ритмические поступательные движения… мозг хлюпал, понятия скользили одно по другому, слова скользили по музыке, крик тонул в ней, он все еще был пьян, ну и что? Ему было все равно, немножко жизни перед смертью: все, что он мог дать ей, и это не было слишком мало, он тонул между ее ног и надеялся, что и она уже вполне потонула. Крялья жужжали, стрекоза знала куда она летит, сок выбрызнул в озеро и плавно рассредоточился по поверхности, он еще отражался и все еще дышало, свое дыхание еще выпрыгивало из воды и входило в насекомое, репродукция как функция от бытия: оргазм всегда знал сам себя, вопрос об оправдании и природе звучал глупостью, ритмика, периодика, интервалы и такты говорили на своем языке. Пространство оплодотворялось, водка дышала из всех пор, анус вонял водкой, это было только начало… Крылья давно уже отодрало, стекла выбило, обшивка была словно бумажная, смерть была оргазмом, направленным по ту сторону, пилот плакал, но он знал, что его ждет еще девственный мир, налитая полнотой, а потому стремительно и бесповоротно возбуждающаяся от случайных прикосновений планета: это было уже не безумие, он кричал и его мозг намазанный на пространство сокращался в своих рефлексах, эвристируя данные, он с упорством великого комбинатора рассчитывал оргазм и неопорожненную спелость: смелости не требовалось, мир раскрывал ноги и звал к себе незалатанными дырами: она была вечна, водка заставляла орать, но боль была лишь иллюзией, как и война. Hе было идеалов, ценностей, оснований и «что» явления: оргазм знал больше, зубы стучали и спрыгивали в заросли ее лобковых волос, тут же выростали в клыки и вонзались в нее: все вместе хотели разорвать ее, чтобы добраться до матки и зачать самих себя, задница ныла, но пространство все еще было ненастоящим, объективация явно была еще не завершена и что-то было не в порядке: социальная действительность казалась по меньшей мере странной, и все же пыталась убить эрекцию.

Ты думаешь, ты крут, и это от жуткой оригинальности, но ты все еще против меня именно как человек стада. Эту волю к власти не спутаешь ни с чем, стадо слишком глубоко пустило в тебе свои корни, видимо, оно нашло благодатную почву. Когда человек живет в стаде и знает только страхи стада, то он знает только способы стада по борьбе с этими страхами: ему больше ничего и не нужно. Человек, живущий в village, внутренний двор которого освещяет сотнями факелов людей, идущих здесь только в одном направлении широкой, хотя и разнородной толпой, он понимает, что все идет по плану; хотя он не может постигнуть этого плана, но он зачарован; он и не мог быть очарован еще чем-либо. Факелы должны прогнать волков, но ЧТО-ТО еще приходит при ярком свете и поселяется невидимое здесь, в этом village: стаптывает эти пороги, звучит на этих языках… внутри этих языков… повешивает себя в церкви и молится само себе… и кто видит ЭТО? Кто слышит ЭТО? ОHО живет и не следует ли еще бояться ЭТОГО, не смертельно ли еще окажется ЭТО для одного, для спустившегося в могилы и изучающего черепа, для потустороннего с третьим глазом, для имеющего волю видеть: черепа ведают в этом толк, не шепчут ли они: берегись, ЭТО убило нас… КТО ЖЕ ЗHАЕТ ЭТО? Этого HИКТО не знает…