"Оксана Аболина. Ужастегъ" - читать интересную книгу автора

дома, он вскарабкивался на мое плечо и сидел там целыми вечерами, черный и
преданный, как ученый ворон. Ни прежде, ни после не было у нас таких славных
котов, ни один не сравнится с ними. И хоть темный это вопрос - что там, со
зверями, после смерти происходит, но надеюсь, что эти двое живы и с ними все
хорошо, поскольку где же тогда справедливость, коли не так?
Тяжелая эта история. За четыре месяца, пока она тянулась, мы потеряли
почти всех друзей. Но не всех, нет: остались Надюшка Рязанцева, старый Рюм,
Анна Львовна, Коля Забег, Андрюха. Еще несколько совсем тогда чужих человек,
которые по всем статьям должны были рвануть от нас со всех ног - повели себя
более, чем достойно. Остальные предали. Это был хороший жизненный урок. Нам
пришлось учиться прощать тех, кто предавал нас. Вы думаете, мы плохо
выбирали себе знакомства? Нет, просто в минуту опасности немногие ведут себя
так, как в обычной своей жизни. Но поведение большинства абсолютно
непредсказуемо: есть слабые хрупкие люди, которые проявляют немалое
мужество, и есть те, на которых окружающие привыкли опираться как на что-то
незыблемое и надежное - и они не выдерживают, ломаются. Ни на кого не храню
зла, нет. Только на Виктора Павлова, известного живописца, старосту нашего
храма - его простить не могу. Остальные, струсив, чувствовали стыд, но
Виктор сбежал, едва коснувшись опасности, и нашел оправдание собственной
трусости. Встретив его через несколько лет на улице, спросила: "Как вы
могли?" - "Ну, как же, Оксана, - ответил он, - вы ведь понимаете, с какими
силами мы столкнулись. Христианин должен их избегать". - "Вы же воин
Христов, кто, как ни вы, должен был помочь вдове с сиротой?" Он начал
разглагольствовать о том, что он должен был думать в тот момент о своей
семье. Мне стало стыдно - стыдно, что я стою и разговариваю с этим
человеком. Я повернулась и ушла.
Нас было двое: я и сын мой Лешка. Мы выдержали. Выдержали, потому что
дрались спина к спине. И еще потому что где-то неподалеку были те, кто не
предал нас, кто пытался помочь нам в условиях, когда помочь было невозможно.
Нет ничего страшнее богооставленности, когда зло нападает на тебя. Ничего,
кроме того, что к богооставленности может прибавиться оставленность людьми.
Но выжить, теперь я это знаю, можно в любых условиях. Выжить или погибнуть -
это неважно. Важно - не потерять направление, когда земля уходит из-под ног,
когда исчезают все вехи, когда остаешься один на один со злом и начинаешь
сомневаться во всем.
У каждой истории есть предыстория, в которую она уходит корнями и без
которой невозможно толком описать происходящие события. Так и здесь - чтобы
стало понятно, почему мы вели себя так или иначе в этой ситуации, начать
придется издалека.
Семья наша состояла из трех человек: муж Иван, сын Лешка и я. Больше
родных не было, кроме сестры мужа - Лешкиной тетки, все остальные умерли.
Жили мы крайне бедно, настолько бедно, что ни перестройку, ни прокатившиеся
по стране катком инфляции практически не заметили - когда всех вокруг
сносило в дыру нищеты, мы из нее практически и не вылезали. Жить втроем ниже
одного промежуточного минимума - это надо было уметь. Однако, мы умели.
Полгода паслись на зелени - крапиве и сныти, выращивали кой-какие овощи на
теткином огороде, получали в храме обеды, а в собесе - талоны на бесплатные
продукты; деньги же тратили почти целиком на книги, которые только-только
стали, наконец, издавать - и утолить этот голод казалось нам более насущным,
чем физический, который периодами сильно поджимал. Тем не менее, мы