"Дэн Абнетт, Ник Винсент. Молоты Ульрика ("Warhammer 40000") " - читать интересную книгу автора

четырех дюймов высотой, когда я начинал обряд. Прошли часы. Я перестал петь
и отпустил божественную силу. Вместе с ней ушли и остатки моих сил. Ноги
подгибались, как зеленые веточки, сам я был полностью опустошен. Один среди
теней, я смотрел на тело. Факториум был тих, и, кроме моего слабого дыхания,
ничто не нарушало безмолвия. Абсолютная тишина и неподвижность, но не
спокойствие или умиротворенность. В воздухе висело напряжение, как будто с
минуты на минуту ожидалось какое-то событие. Мороз ранней весны и холод
камня наконец пробили своими иглами мою одежду, и я затрясся. На мгновение я
почувствовал то, что чувствует здесь любой нормальный человек: жуть оттого,
что тебя окружают мертвецы. Ужас непонятного.
Я погасил пальцами остальные свечи и поспешил прочь, наверх, в
относительное тепло главного строения храма. Как только я покинул Факториум,
мой мимолетный страх исчез без следа. Секунду я думал о том, чтобы посетить
главный зал и помолиться немного, но вместо этого нырнул в боковой ход,
который вел в личные кельи жрецов, прошел по узкому каменному коридору и
постучал в дверь комнаты отца Циммермана. Мне было немного не по себе из-за
этого, но иногда проблема не оставляет тебе другого выбора, кроме передачи
ее вышестоящим людям.
Из комнаты послышался звук шагов, приглушенный голос, а потом дверь
приоткрылась, и из нее выскользнул брат Гильберт. Мне на ум пришла кошка,
пробирающаяся через узкий лаз... а, может, змея. Он улыбнулся мне своей
вкрадчивой улыбочкой и исчез в направлении трапезной. Я толкнул дверь и
вошел. Отец Циммерман сидел за письменным столом. Похоже, он сочинял
какое-то послание. Его пальцы были покрыты чернильными пятнами, а на полу
валялись сломанные перья. Он развернулся ко мне, и я смог увидеть чернила и
на его белой бороде.
- Что такое? - спросил он меня. В его голосе звучало явное раздражение;
не из-за того, подумал я, что его оторвали от дел. Пожалуй, куда большее
значение имел тот факт, что я ему не нравился. Меня это не огорчало. Я ведь
тоже был от него не в восторге.
- В Факториуме новый труп, отец.
- Трупы - наше дело, брат. Мог бы уже и заметить это за те годы, что
работаешь здесь. - Я подумал о своих словах, сказанных сегодня Гильберту, и
послал проклятие талабхеймцу. Он тут, оказывается, наушничает, обвиняет меня
в неуважении к мертвым, наверное.
- Я пытался благословить его перед погребением. Благословение не
возымело силы. Похоже, что-то сопротивлялось ему, - выпалил я, пока меня не
прервали очередным нравоучением.
- Это, должно быть, девчонка-мутант? Ах ты, талабхеймец поганый, чтоб
тебя... Дважды будь проклят!
- Да, но она не...
- Ты проводишь слишком много времени среди отбросов и подонков жизни,
брат. Это не пристало работнику такого храма, как наш, у которого есть
определенное положение в обществе и обязательства перед ним. Ты должен
думать о других материях и тратить время только на ту работу, которую я тебе
посоветую выполнять.
- Я работаю не на тебя. Я работаю на Морра.
- Может быть, больше счастья тебе доставит работа на него в приходе,
где ты будешь сам себе хозяин? Нас тут попросили основать святилище в одном
из городов Пустоши, чтобы разобраться с их чумными мертвецами, знаешь ли. Я