"Линн Абби. Мироходец " - читать интересную книгу автора

снаружи в наспех сооруженном укрытии, а Ксанча оставалась одна изучать
находки. Иногда дождь и холод заставляли жрецов отправляться назад в
Фирексию.
Но грязь и вода угрожали и металлическим воинам Ксанчи. Ей приносили
тряпье, и она укрывала им золотых насекомых. Чаще всего это была одежда
какого-нибудь крестьянина, рваная, запачканная кровью. Та, что получше,
откладывалась, остальное сжигалось.
Исследовав один небольшой механизм, Ксанча разобрала все его секретные
устройства и теперь точно знала, что заставит ее воинов пробудиться, когда
они прибудут в Фирексию. Оставалось только обмотать тряпьем и проволокой
тела золотых насекомых и приказать механическим носильщикам сложить их у
места транспортировки.
Ей даже не пришло в голову, что жрецы-исследователи, спасаясь от дождя,
захватили с собой в Фирексию несколько найденных в пещере механизмов. Когда
она поняла, что происходит, было уже слишком поздно.
Ксанча, как всегда, возилась с блестящими насекомыми на дне траншеи,
когда среди землеройных машин появился главный жрец-исследователь.
- Орман-хузра, - произнес он тоном, свойственным только
высокопоставленным фирексийцам, - тебе приказали сохранить эти ценные
находки нетронутыми. Ты не повиновалась. Они были демонтированы раньше, чем
причинили кому-либо ущерб. Ты будешь наказана.
Многоглазый жрец стоял между Ксанчей и входом в пещеру. Если бы она и
захотела бежать, у нее не было на это шансов. Да она и не хотела. Ксанча
мечтала о зеленых солнечных мирах, но оставалась фирексийкой и, хотя смогла
объявить войну своей родине, не умела не повиноваться. Когда жрец позвал ее,
она бросила инструменты и вылезла из траншеи.
- Копай, - проскрежетал он.
Ксанча уже поняла, какую кару ей приготовили, и принялась медленно
копать землю, пока жрецу не надоело ждать и он не приказал одной из
землеройных машин доделать работу.
Орман-хузра видела такое раньше и знала, что своей участи ей не
избежать, а потому глубоко вздохнула и спрыгнула на дно будущей могилы,
готовая быть похороненной заживо.
- Рано, - сказал жрец, и Ксанча увидела в его руке длинную гибкую
антенну золотистого насекомого. Выбравшись из ямы, она приготовилась к боли
и смерти.
Лишь несколько из ее воинов попали в Фирексию, и, без сомнения, сейчас
их уже не существовало. Но по крайней мере один должен был сработать прежде,
чем его обезвредили. Ксанча была бы довольна даже этой небольшой победой.
Ее вывели из пещеры и, связав запястья проволокой, подвесили к дереву.
Первый удар антенной порвал ее одежду, второй врезался в плоть.
Жрецы-исследователи и гремлины вслух считали удары. Ксанча слышала, как они
произнесли "двадцать". Ее сознание скользнуло в гудящую темноту, а затем все
исчезло.
Когда она вспоминала тот день, ей казалось, что она слышала крики
"сорок" и "пятьдесят", но, возможно, память изменяла ей. Потом все стихло, и
никто так и не столкнул ее в свежевырытую могилу. Возник яркий свет, и
послышался какой-то шум. "Дождь, - подумала Ксанча. - Он загнал всех в
убежище". Видимо, вода размыла запекшуюся кровь, и раны начали нестерпимо
болеть. Утонуть сейчас было бы для нее самым лучшим выходом, самым легким