"Гусейн Аббасзаде. Трудный рейс Алибалы" - читать интересную книгу автора

стук бусин повторялся однотонно - шак, шак, шак, - и однотонной была
воцарявшаяся между стуками бусин тишина.
"Значит, жила Зивяр-хала- и нет Зивяр-халы... - неторопливо размышлял
Алибала. - Настанет такой день, когда и я переселюсь на тот свет. Был
Алибала и нет Алибалы... И никто по мне не заплачет. Возле Зивяр-халы были
сын и внуки, а возле меня была одна Хырда-ханум. Теперь ее нет. Если
скоропостижно умру, могут и не узнать сразу. Сгниешь, пока соседи хватятся.
Но, допустим, обнаружат сразу, дадут телеграмму Вагифу. С Урала путь
неблизкий. Пока прилетит, на похороны не успеет. В лучшем случае отметит
седьмой день и вернется в свою часть. А потом появится, если отпустят,
только к сороковому дню и к годовщине. Забудет, где и могила... Был человек,
и нет его - таков закон природы. Однажды рожденный когда-то умрет, умрешь и
ты, Алибала..."
...Никогда он так много не думал о смерти, как cегодня. Он не боялся
смерти и вместе с тем, как многие люди, не хотел умирать. Что за возраст для
мужчины - шестьдесят два года? Да не будь этой проклятой бронхиальной астмы,
на вид ему можно было дать не больше пятидесяти. Но когда он заходился
кашлем так, что перехватывало дыхание, морщины на лице углублялись, как у
столетнего старика, в глазах гас огонек жизни, воцарялись тоска и
страдание - и Алибала выглядел старше лет на двадцать. Раньше Хырдаханум
неустанно стирала и гладила, на нем всегда все было чистое и свежее, он
аккуратнее всех был одет, и это тоже молодило его - теперь он, вообще
аккуратный, сколько ни старался, но мог выглядеть так, как выглядел при
жизни Хырдаханум. Одиночество и тоска извели его, ни за что он не мог
взяться, руки опускались, и душа ни к чему не лежала, К тому же он привык к
другой жизни. Больше тридцати лет работал он на железной дороге, всегда в
движении, п пути, целыми днями с людьми, которые нуждались в нем, в его
помощи и услугах; ненадолго возвращаясь домой, полный дорожных впечатлений,
он не успевал привыкнуть к домашней обстановке, где его тоже все радовало и
ничто не тяготило, и снова собирался в путь, к людям, в которых, как он
понял теперь, он нуждался больше, чем они в нем. Теперь ничего этого не
было, все изменилось. Нет Хырдаханум, не с кем коротать длинные однообразные
дни. А ведь, бывало, расставшись с хлопотливой атмосферой дороги, устав от
общения с десятками пассажиров, людей самых разных характеров, как он спешил
домой! И вот теперь он окунулся в полнейшее спокойствие. Никто не путался у
него под ногами. Один в доме. И как он хотел бы быть нужным кому-нибудь,
заботиться о ком-нибудь! Как он хотел бы, чтобы в доме слышались
неторопливые шаги Хырдаханум, слышался ее голос!
Вдобавок ко всему заявили о себе болезни. Не будь этого, он нашел бы
себе в городе какую-нибудь легкую работенку, лишь бы заняться каким-нибудь
делом, рассеяться, не думать часами о прошлом... Нет и этого утешения. Он
лечил свою астму, вовремя принимал лекарства, прописанные ему врачом, но
заметного улучшения не чувствовал. Только это пока ему оставалось - лечение.
Он относился к тем людям, которые твердо верят врачам и не теряют надежды.
Шак... шак... шак...
Однообразный стук четок перебил телефонный звонок.
Алибала неторопливо прошел в коридор, снял трубку с аппарата, висевшего
на стене.
- Слушаю.
- Алибала? Ну как ты? Слушай, этот хазри не дает покоя, связал по рукам