"Григол Абашидзе. Долгая ночь (Грузинская хроника XIII века) " - читать интересную книгу автора

чертенятами.
Все, что задумал Ваче, было одобрено, и он переселился во дворец. Он
выбрал себе трех помощников из лучших живописцев страны. Каждый получил по
стене. Ваче вмешивался во всякую мелочь, советовал, подправлял, намечал
рисунок, заставлял переделывать, если что-нибудь выходило не по его. Но
зато к четвертой стене он никого не подпускал.
Долго обдумывал и вынашивал Ваче каждую деталь грандиозной
композиции. В его воображении мельтешило несчетное количество лошадей и
людей, все это он переставлял, менял местами, распределяя по пространству
стены, пока все не встали на свои единственные места, образуя стройное
целое, где каждый штрих связан с другим штрихом картины и ничего нельзя
изменить в одном углу без того, чтобы это не потребовало изменения в углу
противоположном.
Юная, прекрасная Русудан на белом жеребце направляется на коронацию.
Блестящая свита сопровождает ее. Улицы полны народа. Купцы, ремесленники,
женщины, дети - весь город высыпал на улицы посмотреть на свою царицу. У
притворенных ставней мастерской, мимо которых уж проехала царская свита,
видны прижатые толпой к стене калека на осле и девушка в белом платье.
Одной рукой девушка держит за уздечку осла, другой отстраняется от толпы.
Лица девушки Ваче пока что не наметил, но и так было видно, что она
смотрит вслед удаляющейся торжественной процессии. От свиты отстал один
всадник. Повернувшись в седле, он смотрит туда, где должно потом
возникнуть лицо девушки.
Все - и празднично украшенные улицы, с коврами, вывешенными на
балконах, и толпа, и сама царица - все это изображалось как бы увиденным с
плоской крыши дома. На крыше тоже много народу, все толкаются,
протискиваются вперед, тянутся на цыпочках, чтобы разглядеть. Только один
юноша безучастен к происходящему. Он стоит вполоборота, и на лице его
выражение пока еще не самой потери, но предчувствия потери, не самого
горя, но ожидания его.
Как весной из однотонной бесцветной земли начинают прорастать зеленые
травы, алые маки, тюльпаны и все другие весенние цветы, так постепенно
проступала на стене живопись Ваче, так постепенно оживала и расцветала
холодная доселе, слепая стена.
Икалтоели частенько заглядывал в этот зал. Подолгу он стоял перед
росписью, хорошо понимая, что на его глазах создается нечто
величественное, вечное, что может составить славу Грузии и пронести ее
через века. Учитель был счастлив, ведь это он сделал из неотесанного парня
такого вдохновенного художника. Нет для учителя высшего счастья, чем
увидеть в расцвете сил и в блеске славы своего любимого ученика.
Ваче увлеченно писал, сидя на длинной - вдоль всей стены - скамье. Он
не сразу увидел, что в зал вошел Деметре. В другое время мастер еще
издали, с порога окликнул бы юношу, сказал бы ему что-нибудь веселое,
пошутил бы, а подойдя, одобрительно похлопал бы по плечу.
Теперь Деметре шел, держась за стену, как пьяный, лицо его пылало в
сухом жару, и не было сил, чтобы позвать на помощь. Ваче, услышав шаги и
зная, что прийти больше некому, сказал, не отрываясь от живописи:
- Рановато сегодня пришел ты, мастер.
Но, не получив ответа, оглянулся. Подскочил он к мастеру в то
мгновение, когда обмякшее тело готово было сползти и рухнуть на пол. Ваче